Онлайн книга «Черные банкиры»
|
– Господи, совсем забыл! – стал извиняться Турецкий. – Ничего, рука стерпит, а вот рукав болит: видишь, я его заклеил. – Извини, пожалуйста! Больно? – Глупости, царапнуло осколком, пару швов наложили, только и всего. – Ну, садись, рассказывай, как и что? Вячеслав коротко изложил все то, что ему пришлось узнать и пережить в Ставрополье, ничего не стал приукрашивать, признался, что потеря Тамары оказалась для него серьезной душевной травмой. – А ты что тут без меня накопал? – Долго рассказывать, но я выберу для тебя время. А мужики твои – настоящее золото. Отличные помощники. Зазвонил телефон. Турецкий подхватил трубку, узнал голос Савельева, спросил: – Какие новости, Степан Макарович? – Договорились о встрече в пять вечера у кафе «Пингвин» на проспекте Мира. Он сядет ко мне в машину. Мы обменяемся товаром. Но у меня нет таких денег. Я не знаю, как быть. Турецкий взглянул на часы и сказал: – К четырем я подошлю оперативников с необходимым реквизитом. Во время встречи не волнуйтесь, ничего не бойтесь, у нас люди опытные, они вас подстрахуют. Шантажиста возьмут. – А может, его лучше не трогать? – А если завтра этот господин подарит копию видеокассеты вашей жене или заявится в ваш дом с автоматом Калашникова? Боюсь, что тогда помощь может опоздать. – Пожалуй, вы правы, Александр Борисович. Поступайте так, как считаете нужным. Турецкий положил трубку, спросил Грязнова: – Надеюсь, ты уже понял, о чем мы беседовали с заместителем министра финансов Савельевым? – Шантаж по поводу видеозаписи? – Именно. – Давай я поеду? – Нет, Славка, об этом не может быть и речи. У тебя ранение, вали-ка домой, отдохни с дороги, отлежись. А я попозже позвоню тебе и, может, заеду. – Какой отдых? У меня душа не на месте! – А вдруг там опять будет перестрелка? Нет, раз у тебя пошла черная полоса в жизни, не лезь в горячие точки. – Теоретически, Саня, ты, возможно, и прав, но я подозреваю: ты боишься, что мое невезение может перейти на тебя. Верно? – Не городи ерунду. Такие предрассудки не для меня. Но ты тем не менее отправляйся домой. Турецкому было жаль друга, однако он понимал, что Грязнову надо перестрадать, переболеть неожиданным в его возрасте любовным недугом, иного выхода из этой ситуации нет. …Лучший кадр Грязнова – начальник второго отдела МУРа Владимир Михайлович Яковлев и Николай Саватеев приехали к кафе «Пингвин» за полчаса до встречи, сели за стол, взяли по бутылке пива, пили, тихо беседуя, и при этом внимательно наблюдали за присутствующими. Шантажист мог находиться как среди посетителей кафе, так и среди прохожих на улице. Они прикинули примерный психологический портрет шантажиста: молодой человек лет двадцати восьми – тридцать пяти, с виду интеллигентный, не работающий, желающий вдруг разбогатеть, словом, – мечтатель, романтик, возможно, комплексующий по поводу своей профессиональной несостоятельности. Савельев примчался на место встречи минут на пять раньше назначенного срока, остановил машину напротив кафе и теперь нетерпеливо оглядывался, поджидая шантажиста. Рядом с ним на сиденье лежал небольшой черный кейс, в котором уютно расположились десять тонких пачек стодолларовых купюр. А по сути это были «куклы», сработанные опытными криминалистами из ЭКУ ГУВД. Муровцы не спеша вышли на улицу, остановились в десятке шагов от машины Савельева, заговорили о футболе. Яковлев первым вычислил нервное, измотанное лицо шантажиста среди равнодушно-озабоченной толпы и издали незаметно стал сопровождать его взглядом. Мужчина был в длинном черном пальто, без головного убора. Узкое правильное лицо, длинные бакенбарды, напряженно сжатый рот, и вся фигура, высокая и худощавая, напряжена, словно в ожидании удара. Шантажист подошел к машине, оглянулся, сел рядом с Савельевым, передал ему кассету, принял кейс с деньгами, приоткрыл крышку, заглянул внутрь, остался доволен. Выходя из машины, хлопнул дверцей. И тут же его схватили, кисти рук его оказались в наручниках, а чемоданчик с деньгами – у одного из нападавших. В мгновение ока его затолкали в стоящую впереди машину. – Кто вы? – облизывая пересохшие от волнения губы, выдавил наконец шантажист. – Московский уголовный розыск, – ответил Яковлев. – А вы кто, позвольте узнать? – Виталий Пыхтин. – Очень приятно, вот и познакомились. – А куда вы меня везете? – В тюрьму. Вы шантажировали человека, взяли у него деньги, куда же вас теперь? Может, на курорт прикажете? У вас остались еще копии кассеты? – Да, да, – охотно закивал Пыхтин. – Хорошо. Поедем заберем ваши копии, вы нам все покажете и расскажете. Какие теперь между нами могут быть секреты? – Но они у меня на даче. – Что ж, поедем на дачу. Вы понимаете, чтобы разговор получился более сердечным, так сказать, нам необходимо как можно больше знать о вас. – Предъявите, пожалуйста, документы, – неожиданно попросил Пыхтин. – А вы перестраховщик! – улыбнулся Яковлев, сидевший рядом с водителем. Показал свое удостоверение, не поворачивая к арестованному лица. – Не в том дело, сейчас разных акул хватает, охота может быть двойная и тройная. – Показывайте дорогу, Пыхтин, – приказал Яковлев. – Восемьдесят седьмой километр Ярославского шоссе, потом поворот направо и рядом дачный поселок. Они помчались по вечерней Москве, холодной и грязной. Фонари и светящиеся окна почему-то словно настораживали. Это было чужое свечение, греют, пожалуй, только свои окна, когда тебя за ними кто-то ждет. Примерно час понадобился для того, чтобы выбраться из Москвы, столько же добирались и до дачи Пыхтина. – А вы богатый господин, дача у вас прекрасная, – сказал Яковлев, разглядывая двухэтажное строение, освещенное бледным светом фонаря. – Это не моя дача, а приятеля. Он уехал в Англию, оставил ключи, просил присмотреть. После теплого салона машины здесь, в Подмосковье, ощутимо чувствовался морозец. Пыхтин отпер дверь, включил в коридоре свет, пропустил гостей в помещение. Отделанная желтой вагонкой гостиная была обставлена мебелью, плетенной из лозы, и показалась наполненной солнцем. Почудилось, что здесь даже пахло смолой. Кассеты лежали на столе, их было пять штук. – Может, сейчас и посмотрим? – предложил Яковлев. – У меня видеомагнитофон не работает. Я здесь редко бываю, примерно раз в месяц. |