Онлайн книга «Операция «Фауст»»
|
— Как мы будем арестовывать этого Ивонина — ума не приложу. Замкнутый круг какой-то, — говорю я. Мы едем в армейском «газике» по раскаленному пеклу. Навстречу летят обшарпанные такси, тянутся потрепанные автобусы, увешанные гирляндами из бумажных цветов, и прокурор армии, глотая желтую пыль, отрывисто поясняет: — Это вот, за площадью, район Дар-Уль-Амман, советское посольство. В крепости… Мусульмане-то воевать за эти годы научились. У американцев и у нас. Обстреливают ракетами центр. По кармалевскому Министерству обороны шпарят. Да и нам достается… Он сплевывает несколько раз в окно, и мне кажется, что у меня самого полон рот песку, хрустит на зубах. — …Вот за июнь террористы организовали шесть взрывов. 13-го бросили гранату в армейский патруль, пятерых наших на куски. 10-го возле штаба армии взорвалась машина, груженная взрывчаткой. Метили в Зайцева, командующего. Ему повезло, — уехал на базу Шиндад… На днях вертолет сбили с корреспондентом армейской газеты Савкиным. Погиб, конечно. Мы пересекли торговую часть города в направлении автострады. Узкие улочки, сплошь заставленные лотками. Чего тут только нет. Стараюсь рассмотреть на остановках: вот последние марки японских приемников, рулоны индийских тканей, китайские зонтики. Надо Лане купить такой… Впрочем, как я объясню, откуда такой подарок. Ни она, никто другой в прокуратуре, кроме Меркулова и Пархоменко, не догадывается о моем вояже в Кабул… И тут же холмики изюма, кураги, жареных орехов… Корреспондент Савкин… Савкин. Да ведь это его заметки о Дубове мы читали с Меркуловым! А я-то хотел с ним поговорить, расспросить о встрече с Дубовым, Морозовым, Ивониным… — А в самом Кабуле каждое утро находят тела афганских чиновников и офицеров ХАДа, это кабульский КГБ. Да хрен с ними, наши гибнут — вот беда. Вчера двух наших генералов убили в самом центре Кабула. Торговые ряды кончились так же неожиданно, как и появились. Мы въехали на бетонку. Генерал-майор юстиции, сняв фуражку, поутюжил ладонью потный затылок. — Забот хватает. В армии распущенность. Не довольство из-за плохого питания и болезней. Особенно желудочных и гепатита. — Наркоманов, наверное, много? Это спрашивает Бунин. — Беда, — снова говорит прокурор, — с этим просто беда, да и только. А отсюда и убийства, и изнасилования… обоего пола, поножовщина. Убийства. Между своими вражда. Вот что страшно. Регулярные части враждуют со спецслужбами ГРУ, КГБ и МВД. Стрелки не идут в бой с десантниками из спецназа: те, дескать, в спину стреляют. Разбираться со всеми делами руки не доходят, кадров мало, одни юнцы зеленые. Опытных юристов Горный бережет, сюда их не присылает… А разбираться надо, куда денешься. Особенно если в ЧП вовлечены спецназовцы. Они чуть что — жаловаться. И не куда-нибудь, а по прямому проводу, в Москву. Там у них «мохнатая лапа» — маршал Агаркин и слушать ничего не хочет. За своих заступается. А спорить с ним, все равно, что… против ветра. Вот ведь дела какие. Стальная дверь отходит в сторону. Вниз — по бетонным ступеням. Все глубже, глубже. Входим в узкий тоннель, залитый светом матовых плафонов. Поворот. Еще один. В полной тишине гулко отдаются наши шаги. Подземный ход упирается в герметическую дверь-люк. Она пропускает нас и тотчас захлопывается. Пойди выберись отсюда без помощи охраны. Входим в лифт. И опять вниз. Я пытаюсь сосчитать мелькающие отсеки, но сбиваюсь со счета. Но вот лифт, мягко ткнувшись в железобетонное днище, замирает. Разъезжаются в стороны стальные двери, за ними — командный пункт армии. Майор что-то сказал в микрофон, и еще одна дверь распахнулась перед нами. Большая комната. Приглушенный свет. Деревянная полированная мебель, ковры, цветной телевизор. Молодые офицеры в парадных голубых мундирах со звездочками Героев Советского Союза покуривали у огромной пепельницы на мощной бронзовой подставке. И тогда я увидел… нескольких Ивониных. Штук пять. Или шесть. Все они были круглоголовые, с коротким ежиком волос и широко расставленными глазами. У каждого на лице прилепилась улыбка, не открывающая зубов. И все они были серого цвета. Люда Корабельникова говорила: «У них не было цвета. Они были серые». В это время зажглись яркие люстры под потолком, и тайна этой «серости» перестала быть тайной: при тусклом свете сильный загар производит впечатление серого цвета… Лестничную площадку дома «Тысяча мелочей» освещала засиженная мухами одинокая лампочка, поэтому убийцы Ким выглядели серыми… «И командир у них Серый», — ни к селу ни к городу подумал я и увидел «настоящего» Ивонина. «Вы задержаны по подозрению в убийстве Ким Лапшой в ночь с 13 на 14 июня». Так я должен был сказать по сюжету своего расследованного дела. Но произнести этого не мог. Ивонин стоял в группе ему подобных и спокойно смотрел мне в лицо. Потом он перевел взгляд на Бунина, что-то сказал офицерам, вытащил из нагрудного кармана металлическую расческу, причесал несуществующую шевелюру и… направился к нам. Остальные пятеро следовали за ним. — Автомат-то я в газике оставил, — услышал я Бунина. — Он выругался и добавил: — а то пальнуть бы по ним… Я посмотрел на Бунина и сильно засомневался, что он мог бы «пальнуть» в кого бы то ни было: большое его лицо было совершенно белым, и по этому блину струйками стекал пот. Да и я, вероятно, выглядел жалким в своей ковбойке и джинсах, с огромным портфелем в руках. — Ну, как там в Москве погода? У нас тут хорошо, тепло. Поговорить хотите, я слышал? Моя фамилия Ивонин. Ну, чего там у вас, выкладывайте, не бойтесь. Он удивленно — спокойно смотрит на нас, как будто хочет сказать: «Чего это вы, ребята, такие невеселые?» Нет, это не игра. Кто-то сумел ему сообщить о нашей миссии, но ему на нас попросту наплевать. — У нас с вами, гражданин Ивонин предстоит очень серьезный разговор. Вам придется проехать с нами в военную прокуратуру в Кабул для допроса, поскольку вы подозреваетесь в совершении тяжкого преступления, — выпаливает Бунин, неожиданно обретя нормальный человеческий голос. Молоток Бунин. Я щелкаю замком портфеля и вытаскиваю постановление о задержании Ивонина. А он удивленно смотрит теперь на своих безмолвных «братьев» и еще больше растягивает губы в улыбке. — А вот здесь вы что-то путаете, товарищ майор. И говорить мы с вами будем в этом помещении. Почему бы не поговорить? Ивонин смеется, не раскрывая рта, издавая хрюкающие звуки. Да ведь он дебил. Самый настоящий дебил, которому я, следователь Турецкий, позволил убить Ким… — Попрошу, товарищи, всех пройти в зал. А вас, товарищ Ивонин, и вас, товарищи награжденные, прошу в президиум, — раздался зычный голос толстого полковника, и нам ничего не оставалось делать, как в окружении ивонинской группы подняться по эскалатору на следующий этаж, где в центре зала на председательском месте сидел тучный генерал армии командарм Зайцев. |