Онлайн книга «Операция «Фауст»»
|
«Начальнику Центрального госпиталя города Кабул (Афганистан) генерал-майору мед. службы товарищу Валояту Хабиби. Уважаемый товарищ Хабиби! Для изучения культуры вирусного штамма меробиуса направляются микробиологи Главного медицинского управления Министерства обороны СССР майор медицинской службы тов. Клочков Виктор Петрович и главный психиатр ташкентского отделения Центрального института усовершенствования врачей кандидат медицинских наук тов. Осипов Борис Ильич. Предлагаю Вам обеспечить указанных товарищей необходимым материалом (история болезней лиц, находящихся на излечении в отделении АБ Вашего госпиталя), а также контакт с больными по представленному списку. Поскольку действие вируса меробиус, переносчиком которого является азиатский комар мерби, оказалось молекулярно-активным в значительно более высокой степени, чем мы предполагали, просим оказать товарищам Клочкову и Осипову всяческое содействие незамедлительно. Начальник Главного медицинского управления Министерства обороны СССР генерал-полковник медицинской службы…» — Кто это такие — товарищи Клочков и Осипов? — спросил я Жукова, напряженно вчитываясь в строчки и стараясь понять их смысл. — Я думаю, что микробиолог — это ты, а психиатр — я… Не напрягайся, Саш, кроме подлинных фамилий генералов, все остальное псевдонаучный вздор, который мы вчера со Славкой изобрели. Боюсь, что времени у нас уже нет. До прихода врачей осталось два часа. Мы же не знали, что с тобой такая заморочка получится, надо было идти ночью… — Женя, мы сейчас же поедем в госпиталь, понимаешь, сейчас же… Только как же я в таком виде?.. Жуков пристально посмотрел на меня и хлопнул ладонью по столу: — Ладно. Он ушел в другую комнату, откуда доносилась разноголосица храпа Грязнова и Бунина, и вернулся в одной руке с костюмом на вешалке, в другой — со свертком. — Поскольку моей Анаит удалось спереть только одну форму военврача из каптёрки, мне приходится оставаться штатским. — Подожди, Женя. Ну какой из меня микробиолог, я ни одного термина даже не знаю, да еще синяк под глазом… — Синяк сейчас загримируем. Насчет терминологии я тоже не силен. Ты просто должен издавать звуки как микробиолог. Сегодня ночью дежурит врач-диетолог Клопова, она же жена главного хирурга. В микробиологии она понимает столько же, сколько и ты. А в психиатрии — меньше, чем я. — Слушай, а комар этот, как его? — меробил — он действительно существует? — Весьма возможно, — невозмутимо ответил Жуков, натягивая голубую рубашку. — Кстати, еду с одним условием: сначала пусть Анаит проверит твою башку и хребет. Она специально приедет в полседьмого. — Женя, сейчас не до этого. — Ну, тогда я снимаю новые штаны… — Хорошо. Десять минут — согласен. — Давай натягивай форму, я вывожу из гаража мотоцикл. Мне очень хочется выглядеть мужественным перед этой потрясающе красивой женщиной, и я делаю громадные усилия, чтобы не морщиться от легких прикосновений ее пальцев к моим ушибам и царапинам. Но мой стоицизм нисколько не трогает Анаит: она смотрит на Женю Жукова через мое плечо, вернее, они смотрят друг на друга, причем так, как будто в кабинете, кроме них, никого нет. Глаза у нее такие голубые, что мне просто непонятно, как это могут быть такими голубыми глаза у женщины по имени Анаит Седдык. Она что-то сказала Жукову, тот перевел: — Тебе надо сделать рентген. Два ушиба головы и удар по позвоночнику, это плохо. И она просит тебя не притворяться, потому что ты путаешь клиническую картину. Анаит засмеялась, и я кое-что заподозрил. — Вы знаете русский? — Да, конечно. Я закончила Первый медицинский институт в Москве. Только акцент у меня ужасный. Я показал Жукову кулак. — …И я не всегда ищу правильные слова. — Может быть, можно без рентгена? — Нет. Нельзя. Ого. Характер. — Это скоро. Десять минут. Или надо сказать «быстро»? — Вы хирург? — зачем-то поинтересовался я. — Нейрохирург. Я проходила практику в институте Бурденко. При этих словах они с Жуковым так смотрят друг на друга, что я догадываюсь: они там и познакомились, у Бурденко. Жуков месяца три провел в этом институте по какому-то делу, которое он вел года два с половиной назад. И еще я догадываюсь, что главной причиной Женькиного бегства в Афганистан было вовсе не знание фарси. — Надо подождать две или три минуты, — сказала Анаит, сделав штук десять снимков на различных рентгеновских аппаратах, и провела меня в маленькую комнатушку. Где-то пели под гитару. Я подумал: «Не спится ребятам», — и приоткрыл дверь, прислушался. Какой-то знакомый мотив, но слова я слышал впервые: Рассеял ветер над Кабулом серый дым. Девчонка та идет по улице с другим, Девчонка та, что обещала: «Подожду». Растаял снег — исчезло имя на снегу… Рыдает мать, и словно тень стоит отец, Как много их, невозвратившихся сердец, Как много их, не сделав в жизни первый шаг, Пришли домой в суровых цинковых гробах… — Можно одеться, — услышал я голос Анаит. — Что-нибудь случилось? — Н-нет… Можно мне посмотреть, кто это поет? — Вам понравилось? Они очень хорошо поют. Больше грустные песни. Анаит открыла дверь в палату: на кроватях сидели молоденькие ребятишки, как и полагается раненым — у кого голова, у кого рука перевязана. — Привет! — сказал я им, по-моему, чересчур громко. Анаит посмотрела на меня с удивлением. Не мог же я ей объяснить, что мне надо было обязательно посмотреть на этих ребят, мне показалось — поют мертвецы. * * * — Сотрясения мозга нет, позвоночник не поврежден, трещин на черепных костях нет… Анаит водит указкой по бело-серым пятнам на освещенном экране. — Но надо избежать… избегать стресс, шок, полгода, даже год, поскольку внутричерепные гематомы». Я не очень внимательно вслушиваюсь в то, что она говорит, и откровенно поглядываю на часы. Одно понятно: я должен обеспечить себе безмятежную жизнь по крайней мере на ближайшие шесть месяцев. Вот это-то я как раз не могу обещать. Дежурный врач Клопова взмахивает полными ручками и томно говорил. — Ну, расскажите же, как там в Москве? Ведь здесь такая провинциальность, такая провинциальность… У меня есть подозрение, что мадам Клопова в Москве бывала только проездом, но я сочувственно киваю головой и говорю твердо. |