Книга Плутоний для «Иисуса», страница 69 – Фридрих Незнанский

— Нет, я бывший комсомолец.

— О, что это — комсомолец?

— Кандидат в коммунисты. Но это было давно, а сейчас мне надо идти.

— Да, может быть.

— Кристина, ты знаешь правила сидения в отеле?

— Какие правила?

— Из номера не выходить, никого не впускать, кроме меня, на телефонные звонки не отвечать.

— Если ты не застрянешь там, куда идешь, надолго, буду соблюдать правила. Иначе ничего не могу гарантировать.

3

Такое Марк видел впервые. Внутри модернового высотного здания из стекла и бетона грандиозное сооружение, напоминающее нечто среднее между христианской церковью и буддийским храмом. Все было аляповато, пестро, роскошно, но безвкусно и, как показалось Марку, лишено величественности. Последнее впечатление усугублялось тем, что люди, находящиеся здесь, представители как белой, так и желтой рас, вели себя нервозно и суетливо.

После нескольких минут наблюдения Марк понял, что помещение, в котором он находится, вовсе не молельня, а, скорее, предваряющий ее холл.

К нему подошел коренастый японец, что-то резко спросил по-японски. Марк ответил по-немецки:

— Нихт ферштеен. — Не понимаю.

Тогда японец одной рукой схватил его за плечо и второй показал на дверь: иди, мол, подобру-поздорову.

Марк прижал его кулак, зажимающий ткань его куртки на плече, правой ладонью, сделал оборот влево так, что рука японца оказалась захваченной и вывернутой в кистевом и локтевом суставах. Небольшое движение корпусом — и нервный слуга великого Като пошел юзом, пока не затормозил головой в каких-то ящиках и коробках.

— Низенько пошел, знать, к дождю, — пробормотал Марк и побежал легкой рысцой к одной из дверей, вернее будет сказать, к единственной. Люди исчезали и с другой стороны холла, раздвигая полупрозрачные стены. Марк знал, что в традиционных японских домах нет дверей как таковых, их заменяют раздвижные перегородки. Но он не знал, как их открывать, и поэтому предпочел то, что было ему знакомо.

Дверь оказалась незаперта. За ней — обычная комната офисного типа в европейском стиле. Да и трое сидящие в креслах, хоть и носили монашеские рясы — бурнусы, были бледнолицые, а по тому, как они взгромоздили ноги на низенький журнальный столик, Марк определил — перед ним американцы.

Они дружно уставились на Марка, потом один из них призывно махнул рукой.

Марк подошел, поздоровался по-немецки:

— Гутен таг!

— Желаете говорить по-немецки?

— Хотелось бы.

— Тогда с вами буду разговаривать я. Меня зовут Джон.

— Меня — Гена, — буркнул Марк грубовато, вспомнив, что ему положено быть не имеющим понятия об этикете бандитом, по некоему провидению прилично знающим немецкий.

— Это не немецкое имя, — заметил Джон.

— Почему вы решили, что я немец?

— Потому что вы приехали из Германии.

— Все-то вы знаете!

— Многое, но не все.

В этот момент, прервав начавшийся разговор, в комнату заглянул давешний негостеприимный японец.

Один из американцев что-то резко и гортанно сказал ему по-японски, и монах послушно закрыл двери с той стороны.

— От меня хотите что-то узнать? — спросил Марк.

— Мне кажется, от вас мы многого не узнаем, господин Бобров.

— Уже неплохо, что меня знаете, — признал Марк.

— Гораздо больше вашего знает Лазкин.

Марк кивнул:

— Полностью согласен. Кроме тех, кого вы убрали, все знает только он.

— А вы? Неужели Колбин ничего вам не рассказывал?

— Не все рассказал. Например, не сказал того, что вы его зарежете, как свинью.

— Мы не отдавали такого приказа, — быстро сказал Джон.

— А что вы делаете с теми, кто нарушает ваши приказы?

— Мы их наказываем.

— Отлично! Каким образом?

— Они остались в России. В данный момент находятся в розыске, поэтому не рискуют пересечь границу.

— Хорошо, когда вернусь, я накажу их от вашего имени.

— Если вернетесь.

— Почему? Вы меня не выпустите?

— Вы нас не сильно интересуете, Бобров.

— Тогда, может быть, я могу уйти?

— А зачем же вы приходили?

— К вам пошел Лазкин.

— Он и пришел.

— Зачем вы самолет взорвали?

— Мы? Его взорвал господин Лисовский.

— Так дайте мне хотя бы в лицо ему плюнуть!

— Мы бы с удовольствием…

Джон не успел договорить фразу.

Громкий визг-вой заставил всех сидящих в комнате мужчин невольно вздрогнуть. Кто-то из них негромко выругался по-английски.

— Что это?

— Не что, а кто, — поправил Джон, криво усмехнувшись. — Это учитель Като знакомится с Лазкиным.

— Где это?! — резко спросил Марк.

— Не торопитесь к подвигам! Если Като на вас рассердится, умрете трудно, некрасиво и бесславно. А называться это будет «изгнание бесов». Не передумали?

— Нет.

— Это делает честь вашему мужеству, но заставляет усомниться в вашем разуме.

— Вот как? Почему же вы тогда ему прислуживаете?

— Наивный вопрос! Мы работаем, Бобров. Так же, как ты работал на гангстера Колбина.

— Хорошо, не будем. Где он?

— Недалеко. Пойдем.

4

Вслед за Джоном Марк вышел из комнаты, провожаемый взглядами оставшихся белых монахов. Путь был недалек, но запутан: коридоры, коридорчики, ниши. И вот они в полутемном помещении, в котором густой мрак скрывал его истинные размеры. Посередине помещения, весело потрескивая, пылала большая жаровня.

Кто-то резко спросил о чем-то Джона. Джон ответил. Тот же голос выдал более длинную, но такую же непонятную тираду.

Джон коротко сказал:

— Хай.

Потом прошептал Марку.

— Везет вам. Бедный Лазкин со страху забыл все языки, кроме русского, а поговорить хочет. Вот вы и будете переводить мне, а я учителю. Только не вздумайте лукавить. Все будет записано на пленку, и наши специалисты по русскому языку проверят.

— Где же они теперь?

— Там, где и должны находиться специалисты такого рода. Садитесь.

— Куда? — оглядев устланный циновками пол, спросил Марк.

Он не собирался до поры до времени признаваться, что в свое время насиделся по-японски, на коленях, опираясь на пятки, правда, под ногами были не циновки, а борцовские ковры. Поэтому опустился на жестковатые татами так, как сел бы на пол.