Онлайн книга «Зона для Сёмы–Поинта»
А потому Сема–Поинт решил всерьез поделиться своими мыслями: — Поначалу, когда Горбачев замутил эту Перестройку, подумал, неужели к власти в России пришел руководитель, который печется о своем народе? Но когда он допустил первый прокол с запретом на алкоголь, понял, что с русским народом такое насилие не пройдет. Русский человек может вытерпеть многое, на многие лишения пойдет: на голод, холод, бедность, но только ему нельзя запрещать пить водку! Я понял, что Горбачев простой популист, который хочет добиться уважения своего народа любыми, причем совершенно неважно какими, путями! Но пройдет какое‑то время, и народ быстро отрезвеет от звонких, но пустых, ничего не созидающих, лозунгов, сдаст его со всеми потрохами и откажется от него! С начала Перестройки прошло около трех лет и что? Да ничего! Как не было ничего в магазинах жрать, так и нет! — с каждым словом в голосе Семы–Поинта все больше проявлялись нотки обвинения. — Ты не слышал последнюю народную мульку? — Какую? — «Девки стонут, девки плачут! И не знают, как им быть? Мишка может только нАчать, Но не может углубить!» — А что, здорово! У нас самый талантливый народ в мире! — с пафосом воскликнул Сергей Младой. — И очень терпеливый! Народу жрать нечего, а Горбачев и его клика все митингуют и митингуют! Как сказал один великий русский мыслитель: «Доколе?» — Это надо же! — с удивлением воскликнул Серега Младой, — ты хотел узнать, почему меня на политику потянуло? Знаешь, Сема, ты очень напомнил мне одного человека, с которым я пересекся однажды на одной пересылке. Он из Москвы. Не знаю, насколько правда, но говорят, он закончил ВГИК, и погоняло у него соответствующее: Режиссер. — И чем мы с ним похожи? — заинтересовался Сема–Поинт. — Да он даже теми же словами говорил о Перестройке и Горбачеве, что и ты! Говорил, что этот Меченый просто морочит народу голову и у власти ему долго не продержаться! — воскликнул Смотрящий. — Не веришь? Думаешь, выдумываю? — он вдруг быстро встал, подошел к тумбочке, достал из нее потрепанную тетрадку, торжествующе поднял над головой и провозгласил голосом древнегреческого мыслителя: — Эврика! — Что это? — не понял Сема–Поинт, кивнув на блокнот. — Режиссер этот тогда много стихов своих нам читал, и несколько, которые мне больше всего понравились, мне удалось записать! Жалко, что опасно было записать стихи о Ленине: там такое, что Режиссера более двухсот суток в ШИЗО продержали! — Восточная мудрость гласит: «Мертвого льва может пнуть даже заяц!» — Мертвого? — встрепенулся Серега Младой. — А как же вечный постулат: «Ленин живее всех живых!»? — В логике тебе не откажешь. Сдаюсь! — улыбнулся Сема–Поинт и поднял руки над головой. — И что там было в тех стихах, что менты его гнобили столь жестоко? — Помню только некоторые, из последних строк: Ну, ничего, придет пора — Тебе наш вождь велеречивый, И пнет в твой лоб плешивый!.. — Жестоко, — только и нашелся, что сказать Сема–Поинт. Ему вдруг показалось, что его душу окунули во что‑то неприятное, мерзкое. — Если ты не против, то я зачитаю тебе парочку из его творений? — С интересом послушаю! — не совсем уверенно кивнул Сема–Поинт. — Ну, слушай! — Серега Младой быстро полистал блокнот и начал читать с выражением: Отечество в опасности! На митинги, друзья! Удар наносят Гласности, нам больше ждать нельзя! Задушат демократию, в ГУЛАГ загонят нас, И вновь, как прежде партия зовет рабочий класс! Зовет дружины красные на бой с интеллигентами, Они, дескать, опасные — отбросим сантименты мы! И для борьбы с врагами сплоти ряды карателей, Знамена расчехлим, в концлагеря мечтателей, Как встарь, определим! И больше всех стараются бандиты с партбилетами: На Ельцина бросаются, расправою грозят! Гидасковы, Андреевы и тысячи других… На щит поднимут Берию, Вождей им дорогих…» Он победоносно взглянул на собеседника: — Ну, как? — Ты прав, готов подписаться под каждым его словом! — серьезно согласился Сема–Поинт. — А вот еще… Душа болит, в смятенье ум: похоже, кончилась игра! Уж Перестройки шумный бум не принимают на «ура!» Как мыльный шарик невесом: Вдруг лопнул миф о жизни сладкой! ЦК с законом в унисон нас бьют по–прежнему украдкой! Схожу с ума, теряя разум: ДОКОЛЕ можно издеваться? И сколько будет тугодум над Человечеством смеяться? Ни комариные укусы, ни мед в устах Секретаря, Не изменяют наши вкусы. Пугают СПИДом лекаря! И льют на мельницу сиропом, и шьют саван на род людской. И ностальгия по холопам их возвышает над толпой. Пусть никакие обещанья, посулы, просьбы, указанья — Нас в заблужденье не введут! Лишь в баснях добр медведь! И лгут партийные изданья. Нас к благоденствию зовут. Но будьте бдительны! И впредь не подчиняйтесь приказаньям! На перепутье двух дорог ищите только третью! Ложь не пускайте на порог, иль биты будете вы плетью! Я знаю — риск велик и новое — пугает! Но долгожданный счастья миг борьбу предполагает! Закончив читать, Смотрящий задумчиво посмотрел Семе–Поинту в глаза и через паузу, словно давая собеседнику поразмыслить, вновь воскликнул: — А? Каково сказал этот Режиссер? Откуда в человеке столько мудрых мыслей? Кажется, что он заглядывает в твое нутро и выворачивает твою душу наизнанку! — Да, действительно, круто! — с некоторой печалью заметил Сема–Поинт. Ему вдруг так захотелось, чтобы его мысли о Горбачеве никогда не подтвердились в будущем, что даже скулы свело. Но сам тут же мысленно заметил: «К сожалению, это невозможно! Человека, столько лет варившегося в партийных кругах, невозможно исправить! Как говорят в народе: «Черного кобеля не отмоешь добела!» А Серега Младой, все еще находясь под впечатлением стихов, задумчиво проговорил: — Мне кажется, что только теперь я понял, почему к тебе братва так тянется! Ты, Сема, как тот большой удав Каа из сказки о Маугли — вроде бы и страшно с тобой, а душа сама к тебе навстречу тянется, — потом тихо добавил: — Ладно, вскрытие покажет… — а громче спросил, словно ставя точку в серьезном разговоре: — Что будешь? Коньяк, водку?.. — И пиво тоже! — Сема–Поинт весело рассмеялся… |