Онлайн книга «Мастер и Афродита»
– Закусить надо человеку, – сказал Васютка. Его приятель снова отправил пятерню в брючный карман, поелозил там и извлек шоколадную конфету «Ласточка». Конфета от тепла организма сильно подтаяла, но Васютка сумел ее аккуратно развернуть и прямо с бумажки протянул Мише. Тот конфету слизал, да так ловко, что приятели снова переглянулись, а Васютка восторженно изрек: , – Искусствовед… Миша, хоть и был не в себе, но, услышав одобрительную оценку своим профессиональным качествам в связи с «Ласточкой», не смог сдержать улыбку. Заметив, что парень перестал реветь и улыбается, Васютка обрадовался: – Гляди, Петруха, помогло… На что приятель ответил без всяких эмоций: – А ты думал? Водка!.. – Тебе душевный разговор нужен, – сказал Васютка Павшину. – Мы бы с тобой с нашим удовольствием, но сейчас машина у магазина. Надо сгружать. Дунька – баба строгая. – Вась, давай его к Олегу в котельную запустим. Пусть поговорят, – предложил Петруха. – Не оставлять же человека на улице, – согласился Васютка и добавил: – Ты, искусствовед, не сумлевайся. Олег – мужик образованный, не чета нам. Поэт. Стихи сочиняет. Он тебя поймет. Павшин, согретый внутри непривычной дозой спиртного, не возражал. Свет из мрачного черного постепенно розовел в его глазах. Поэтому он, ничего не спрашивая, с улыбкой поплелся за Васюткой и Петрухой. Те подвели его к лесенке, ведущей в подвал. Васютка спустился первым и сильно три раза ударил каблуком башмака в дверь. Через минуту дверь приоткрылась, и из нее высунулся длинный субъект с бритой головой, в грязном фартуке из рогожи. Васютка что-то тихо сказал субъекту, ткнув пальцем в сторону Павшина, и, получив согласие" крикнул: – Петруха, давай сюда искусствоведа. Сдав Павшина и получив удовлетворение от завершенной миссии, приятели отправились разгружать водку и коньяк с прибывшей машины. Миша же оказался на топчане возле железного горнила, пышущего огнем и жаром. Олег, так звали хозяина котельной, подбросил в топку несколько лопат угля, после чего закрыл чугунную дверцу горнила и присел на табурет. – Выкладывай свое горе. В силах – помогу, а нет, на нет и суда нет, – сказал он Павшину, закуривая папиросу. Пачки с «Беломором» валялись в разных углах котельной. Мише сделалось уютно и тепло, и он сам не заметил, как рассказал долговязому парню, в какую историю влип. Рассказал и про больную мать, и про подростка-сестру, что осталась на его руках после смерти отца… – Ты по шею в дерьме, – сообщил Олег, выслушав рассказ Павшина. – Знаю… – согласился Миша. – Знаешь, так чего сидишь? Министерство культуры – филиал КГБ. Там стукачам место, а нормальным людям там делать нечего. – Олег сплюнул окурок «Беломора» и ловким движением башмака ввинтил его в бетон пола. – Оклад двести. А у меня две души на руках… В музее больше сотни не дадут. Вот и сижу. – Из-за тугриков, – презрительно подытожил Олег. – Не только. Моя работа дает возможность за всем новым наблюдать. Отслеживать искусство, так сказать, в его развитии. – Какое искусство?! – Олег как пружина разогнулся во весь свой рост и застыл над Павшиным. – Наше. Референту все мастерские открыты… Ходи – смотри. – Миша задрал голову, чтобы видеть лицо Олега, но увидел только острый кадык и презрительно сжатый рот. – В твоем министерстве искусством и не пахнет. Каретникова я по-человечески понимаю, он с тобой не сдержался. Но сам каков?! Я один раз к нему в мастерскую зашел, и баста. Меня туда больше на веревке не затащишь. Пишет ударников труда с алкашей. Рожи им румянит, лозунги вокруг вешает. Здоровый мужик, не стыдно? – На хлеб зарабатывает, – неуверенно заступился Павшин. – На хлеб, говоришь? Шел бы вагоны разгружать. Силы-то не занимать. Тебя вон как приложил. Нет у вас там никакого искусства. Искусство у нас по подвалам. Сидят мужики, орденов и денег у коммуняк не просят и творят. Искусство в России под землей надо искать. О таких и писать надо… – Ты о диссидентах? Так они рисовать не умеют. Дилетанты… – пожал плечами Павшин. – Запомни, искусствовед. Пройдет время, и по этим дилетантам о душе России судить будут. Они останутся, а все ваши Лактионовы и Иогансоны сгинут. Олег схватил лопату и нервно подбросил угля в топку. Один угольный булыжник отскочил и чуть не задел Мишин башмак. – Талантливый кич, может, и войдет в историю искусства, но художник без школы ничего путного сделать не может. – Павшин трезвел от остроты вопроса, – и голос его становился громким и уверенным. – Не может?! – закричал Олег и забегал по котельной. – А Ван Гог? А Руссо? А Пиросмани? Знаешь, сколько сейчас стоят их работы на мировом рынке? Сотни тысяч! Какой же ты искусствовед после этого. Трусы вы и мразь! Если ты с ними, так чего плачешься в жилетку? Утри сопли и беги дальше со своим письмом. Твой Темлюков разобрался, что к чему. Топите его, бейте. Он вам теперь как бельмо на глазу. – Темлюков – другое дело. Он мастер. У него рука железная. Темлюков – художник. – Павшин тоже встал с топчана и, заложив руки за спину, зашагал по подвалу. – Выходит, обрыдла ему железная рука, раз ею начальственные морды румянить пришлось. Стыдно за свою железную руку стало. Вот вы его и топчете… Олег поджег очередную папиросу. – Я не топчу, – тихо ответил Миша и остановился перед Олегом. – Мне от этого дела тошно, а как поступить – не знаю. – Чего тут знать. Пошли свою начальницу и живи как человек. Вот у меня сменщика нет. Иди ко мне в смену. Сутки уголек покидаешь, два дня пиши свои эссе. И деньги будут, и совесть сохранишь. – А сколько денег? – неуверенно спросил Павшин. – Двести пятьдесят. Побольше, чем в твоей конюшне. Водка дармовая. Мужики из магазина принесут. И времени свободного полно… – Я не пью, – заявил Миша и покраснел, вспомнив, с каким трудом спустился по ступенькам котельной. Но Олег не обратил внимания. – Сам не пьешь, друзей угостишь, девушку… У тебя девушка есть? Павшин задумался. Девушка, с которой он проводил много времени, была. Звали ее Ксенией. Ксения заканчивала Институт культуры. Но с ней Павшин не спал. Они часами говорили на разные темы, с ней было легко и не скучно, но любовного томления Миша к Ксении не испытывал. – Есть, мы дружим, и все… – Тогда это не девушка, а приятель. О приятелях я тебя не спрашиваю. Они у каждого есть. |