Онлайн книга «Большая книга перемен»
|
__________ Активно принимайтесь за дело, но, разумеется, помня о необходимой предусмотрительности. Степан Никитович Угольщиков, председатель комиссии по судебно-психиатрической экспертизе, человек опытный и осторожный, позвонил следователю Рябинскому: – Вы тут нам человека прислали, Немчинова, что нужно-то? – Экспертиза нужна. – Это ясно, а что нужно-то? – Нужны результаты экспертизы. Странный какой, подумал Угольщиков. Спросил: – А в чем обвиняется? – Не обвиняется, а подозревается. Идет расследование. – Нет, но что он сделал, убил кого-то или что? – Вообще-то вы не имеете права задавать такие вопросы и вообще звонить мне. Ваша цель – определить степень вменяемости, правильно? Совсем чудак, подумал Угольщиков. – Вы новенький, наверно? – поинтересовался он. – Это имеет значение? – Да нет, я так. Комиссия – это только так звучит. На самом деле весьма часто проводит обследование один человек, а остальные подписывают. Нехватка кадров, не так просто всех собрать, у каждого своя работа. Угольщиков в присутствии милиционера, который привез Немчинова, сначала попросил его ответить на вопросы стандартного теста, потом показывал пятна Роршаха, ему довольно быстро стало ясно, что обследуемый – человек вполне здравый. – Вы что сделали-то? – спросил он. – На свадьбе напился, буянил, саблей махал. – Саблей? Откуда взяли? – Жениху подарили. – Вы всегда такой буйный, когда выпьете? – Нет. Просто… Вообще-то у меня бывает в последнее время – как затмение какое-то. Наверно, после того, как по голове настучали. – Вас били по голове? Когда взяли в милицию? – Нет, раньше. Я даже к знакомому врачу ходил, томографию делал магнитно-резонансную. Гематома небольшая, а так все в порядке. – Следователю результаты томографии предоставили? – Нет. – Зря. Обязательно предоставьте и проследите, чтобы подшили в дело и пронумеровали. То есть на вас после этого как бы находит? – Да. – Типичный посттравматический синдром. Скажите своему адвокату, пусть на этот синдром все и валит. Состояние аффекта. То есть, будучи вменяемым, в определенных ситуациях вы свои действия не контролируете. – Только не надо этого писать. Я не хочу, чтобы считали, будто мне кровь в голову ударила. Я все делал сознательно. А человек-то, пожалуй, все-таки со странностями, подумал Угольщиков. Ему явно подсказывают, как избежать ответственности, а он говорит: сознательно. За эту ниточку можно было бы ухватиться и обнаружить какой-то тайный невроз, но Угольщикову не хотелось возиться. Он взял бланк и стал его заполнять. Обследуемый психическим заболеванием не страдает, душевнобольным не является, патологической склонности к фантазированию не обнаруживает – и т. п., а потому участвовать в проведении судебно-следственных действий может. Походив по кабинетам, поставив подписи других членов комиссии и печать, Угольщиков вручил бумажку милиционеру и отправил его и Немчинова обратно в изолятор. Через час он был отпущен Рябинским на основании подписки о невыезде, а Шуру еще до этого отпустили по распоряжению прокурора, которое Гера не мог, да и не хотел оспаривать. Он подумал, что, пожалуй, его опасения напрасны: Шура, чувствуя сильную защиту, не догадается скрыться. Петр Чуксин, как и ожидалось, на допрос не явился. Пришлось Гере, взяв служебную машину, самому наведаться к нему на стадион «Смена», где Петр занимался с подростками. Он нашел его на футбольном поле, где ребята выполняли довольно экзотическое, на взгляд Геры, упражнение: их уложили на землю, потом накрыли большой сетью и они должны были выбраться. Вроде бы не так уж сложно, но ведь суть в том, кто быстрее. Все начинают лихорадочно барахтаться, запутывая при этом товарищей – сплошная куча мала. Петр наблюдал с секундомером в руках. Гера подошел, представился. – Сейчас, – сказал Петр. Это «сейчас» длилось не менее получаса. Мальчишки окончательно запутались, но вот один из них, юркий, невысокий, каким-то образом продрался не с краю, а в середине сети, выполз – но тут же раздались возмущенные крики: – Он ножиком! У него нож! Петр и его помощница, девушка легкоатлетического вида, выпутали остальных. Построили. – Так нечестно! – продолжали вопить подростки. – Тихо! – поднял руку Петр. – Я сказал – выпутаться, вылезти. Я что-нибудь еще сказал? Нет. Могли зубами грызть, зажигалкой прожечь, если у кого зажигалка есть, если кто курит – только выгоню за это сразу. А у пацана оказался нож, и он догадался, что сделать. Молодец. Есть вопросы? Теперь кросс четыре круга. Последний моет полы в раздевалке. Подростки побежали по дорожкам вокруг стадиона, сопровождаемые длинноногой помощницей Петра, а тот наконец подошел к Гере, сел на скамью трибуны – здесь она была небольшая, как обычно на учебных стадионах, рядов шесть-восемь – и только с одной стороны. – Слушаю, – сказал он. – Хотя и так все ясно, я ничего нового не скажу. Гера раскрыл блокнот. Петру это не понравилось. – Под запись, что ли? – Черновик. Потом перепишу в протокол. Согласитесь – подпишете. Не согласитесь – не подпишете. За что вы избили Илью Васильевича Немчинова? – А что, он теперь на это все сливает? – удивился Петр. – Вопросы я задаю, Петр Петрович. За что вы избили Немчинова? – Я его вообще не трогал. – Есть его показания, есть результаты медицинского обследования. – Какие еще результаты? – Томограмма. Внутреннее кровоизлияние. – Да ладно вам. Может, он ночью с койки упал? Или оно у него с детства вообще? – Не с койки упал, и не с детства. Он написал статью, которая не понравилась братьям Костяковым и вам. Вы его избивали в присутствии Максима Костякова. – Правда, что ли? Вот зверь, – покачал головой Петр. – Какие жестокие люди бывают, я прямо удивляюсь. – Это вы о себе? – Почему? Ты про кого-то там рассказываешь, – вдруг перешел на «ты» Петр, – а я возмущаюсь. Есть совершенно особое остроумие недалеких людей, Гера с этим уже сталкивался и его этим не собьешь. – Я про вас рассказываю, – сказал он. – Да? Ну-ка, ну-ка, интересно. Может, я чего не знаю. |