Онлайн книга «Заколдованный участок»
|
– Что значит с кем? Знакомый подвез. – Какой знакомый? Откуда? – Психотерапевт, который к нам приехал, забыл, что ли? Он сам больной оказался. Ну и подлечивается на свежем воздухе, отдыхает. – А с какой стати он тебя подвозит? А? Мне очень нравится! Какой-то больной психотерапевт мою жену подвозит! – Евгений кричал и упрекал так ненатурально, что Анну это окончательно обидело: – Ага. Ты на меня всё решил перекинуть? Бесстыжие глаза твои! А цветочки-то с шипами, между прочим! С шипами! С шипами, Женечка! – И она, потеряв над собой контроль, начала хлестать мужа букетом. Тот закрывался руками и вопил: – Аня! Нюра! Нюрка! Анна! Перестань! Я ее вижу второй раз в жизни, клянусь! Анна бросила то, что осталось от букета, на пол. Села на стул. Посмотрела на жалкого мужа. Никогда она его таким не видела, обычно прямого и гордого человека. И это навело ее на мысль, которую она тут же высказала вслух: – Женя, а может, ты ни при чем? Может, ты не хочешь, а тебя к ней тянет? Ты скажи, это у тебя когда началось? После сеанса, да? Евгений подумал, что это уловка, и не поддался. – Да ничего не началось. Это у Анатолия началось. – Давно? – Да уж месяца три. Он имел в виду Анатолия, в существование которого сейчас сам верил, а Анна всё поняла по-своему. – Ясно, – горько сказала она. – Значит, давно уже. Зря я человека обвинила. – Какого человека? – Прощай, Женечка. Счастья тебе в личной жизни... И Анна вышла, сдерживаясь, и заплакала только в подъезде. 7 Анна заплакала только в подъезде. К машине Нестерова она вышла уже без слез. Молча. Нестеров попросил разрешения заехать за своими вещами. Заехал, принес, уложил, поехали опять, Анна всё молчала. И только за городом Нестеров решился нарушить молчание. – Не расстраивайтесь, – сказал он. – Может, еще не все так страшно. – Вы ее видели? Она заходила, когда вы у дома стояли. – Мало ли кто заходил... Вы убедились, что я не виноват? – А какая разница? Обидно. Столько лет вместе... И тут вдруг Анна резко повернулась к Нестерову. – Вот что. Давайте назад! – Зачем? – Пусть вы на него не действовали, он сам. Но теперь-то можете подействовать? Нестеров огорчился: – Анна, вы меня путаете с теми тетками, которые дают объявления в газетах. Сниму венец безбрачия, верну мужа и прочая ерунда. На самом деле – стопроцентное шарлатанство. – Вы же обещали помочь! – И помогу. Но как психолог, а не как колдун и маг. Вы его должны вернуть себе, а не я и не кто-то другой, неужели не понимаете? – Понимаю, – поникла Анна. – Что надо делать? – Сначала разберем ситуацию. Он оправдывался? – Само собой! Сказал, что она не к нему приходила. Ага, охотно верю! – Отлично! – Вы чего? Что отличного-то? – Если бы он не оправдывался, это значит – всё, решил от вас уйти. А раз оправдывается, значит, дорожит вами. – Думаете? – Уверен. Но вы ошибку сделали, Анна Антоновна. – Это какую? – насторожилась Анна. – Ну, представьте. Предположим, у него всё-таки... как бы сказать... увлечение. Обычно это дело легкое, веселое. Можно сказать, такой небольшой праздник. А вы явились как на полевой стан. Одеты, извините, простовато. Даже красочки на лицо пожалели. Ботики эти ваши резиновые... То есть та женщина для него – воскресенье, а вы как бы понедельник, день будний и тяжелый. – Я ему жена, а не день Восьмое марта! – оскорбилась Анна. – И он обязан иметь совесть! Нестеров покачал головой и вкратце изложил основы человеческой морали: – Увы, Анна Антоновна, никто не обязан иметь совесть! А праздника каждому хочется. Вот и явились бы к нему как праздник. Чтобы он сравнил и сказал: какой же я дурак! Чтобы не захотел вас отпускать! Анна надолго задумалась. 8 Анна надолго задумалась, а когда женщина долго думает, это может привести к последствиям либо очень хорошим, либо очень плохим и в любом случае неожиданным. Она пошла к Наташе Кублаковой, которая считалась в Анисовке первой модницей, каждый месяц ездила делать прическу даже не в Полынск, а в Сарайск, и обходилась ей эта прическа, если не врут, чуть ли не в пятьсот рублей (почти двадцать долларов по курсу, уточнял Володька Стасов, который любил в последнее время казаться, как он сам выражался, продвинутым). Ну, пусть приврали, пусть не пятьсот, а четыреста и даже триста, всё равно сумасшедшие деньги. В том же Полынске стригут за пятьдесят мужчин и за сто женщин, пенсионеров же вообще за тридцатку. Да и то они скупятся, доверяют своим старухам чекрыжить свои седые космы, у кого остались. Ничуть не хуже получается, между прочим. Те же тридцать рублей – это три с половиной буханки хлеба или целая бутылка самогонки, имейте совесть! Зато Наташа время от времени привозит из этой самой сарайской парикмахерской модные журналы – не новые, растрепавшиеся, но картинки все целы, всё можно разглядеть. Наташа, достав кипу этих журналов, показала Сущевой: – Вот – образцы. Сущева полистала. – Да... Образцы, вот именно. Я так никогда выглядеть не буду. – И не надо. У каждого свой имидж. – Это что? – испугалась Анна. – Если что-то неприличное, я не соглашусь! – При чем тут неприличное? Имидж – это образ. Ну вот наша Нина. У нее образ называется – лирическая красавица. А мой образ – смелая девушка без комплексов. – Надо же. Красиво звучит. А у меня какой образ? – У вас? – Наташа осмотрела Анну и не могла не оценить, что та, несмотря на свои уже не тридцать лет, вполне еще свежа и стройна. А глаза при этом так и горят каким-то тайным пламенем, происхождения которого Наташа не знала, но не видеть не могла. – Я бы предложила: роковая женщина. – Ты скажешь! Какая я роковая? И это что значит, кстати? – Это значит: вы прошли, и все упали, а вам наплевать. Анна нахмурилась: – Ты, Наташ, не смейся, пожалуйста, а то ведь обижусь. – А я и не смеюсь. – Нет, про наплевать – это как раз обо мне, а вот чтобы все падали... – Сделаем, если хотите! – предложила Наташа. – Попробовать можно, конечно... И они стали пробовать. |