Онлайн книга «День денег»
|
Гений встретил друзей не здороваясь, без удивления, провел в комнату, не познакомил с подругой своей, которая лежала на диване с книгой – и читать не перестала. Писателю не терпелось. – Здравствуй, Гений Недоделанный! – сказал он. – Привет, – сказал Гений. – Я пришел к тебе по делу. – Неужели? – Вот деньги, две тысячи долларов! Я хочу дать тебе их. (Вышколенная подруга Гения даже ухом не повела, как лежала, так и лежала. И зевнула даже.) – За что? – Мы проводим некий эксперимент, – торопился Писатель. – Это хорошо. «Кюммелю» хочешь? – Нет. – Дело твое. Гений налил себе из изящного графинчика в темный стакан какого-то напитка и со вкусом стал пригублять. (– «Кюммель» – это что? – спросил Змей тихо Парфена. Тот толкнул его локтем. Он сам не знал.) – Продолжай, продолжай, – поощрил и разрешил Гений. – Я даю тебе деньги. А ты пишешь расписку. Что ты продаешь свою душу черту за эти деньги. Согласен? – Занятный эксперимент. Что ж, я готов. Гений сел за стол и на чистом листе бумаги написал требуемую расписку. Писатель схватил ее. – Ты не написал сумму! Две тысячи долларов! Прописью! – Извини. Гений дописал. Потом взял из рук Писателя пачку банкнот и стал аккуратно рвать ее своими артистическими пальцами. Подруга все так же читала. – Видишь ли, друг мой, – сказал Гений офонаревшему Писателю, бросив обрывки на пол, – твой эксперимент глуп и пошл, как все, что ты делаешь. – Ты не читал ни одной моей строки! – Это и не обязательно. У тебя на лице все написано. И черновики, и чистовики. Ты бездарен. – А ты гений? – А я гений, – спокойно сказал Гений. – Потому что я в душе своей давно уничтожил все категории, все те системы координат, на которых базируется человеческое сознание. Ты говоришь: продать душу. А что такое – продать? И что такое душа? Ты говоришь: черт. А что это такое? Ты говоришь: расписка. А что это? Ты говоришь: деньги. Не понимаю! – А жрешь на какие шиши? – неприязненно спросил Змей. Ему казалось, что он знает таких людей. Есть в их среде человек по кличке Трехголовый (хвастал, что у него три высших образования), тот тоже орет все время, что презирает материальное как факт и как философию, но, между прочим, где выпить на халяву, он чует своим носом и фактически, и философски. Едва соберутся мужики и бутылки не откроют еще, глядь – его тощая трехголовая фигура уже маячит поблизости. – Живу на какие шиши? – иронически спросил Гений. – На деньги, конечно! Но дело не в предмете, а в отношении к нему! В моем сознании все становится артефактом! Думаете, я такой дурак, что не понимаю, что на эти две тысячи можно было бы купить много хорошего? Прекрасно понимаю! Но это – не артефакт! А вот порвать их – артефакт! Для меня лично это принесло гораздо больше морального удовлетворения и даже физического, поскольку я ощутил нечто вроде интеллектуального оргазма! А эти артефакты, в свою очередь, преобразуются в стройную систему моего романа «Бездонный колодец»! – Ты пишешь роман? – спросил Писатель – и даже с уважением: он никак не может избавиться от привычки трепетно относиться к попыткам других людей творчески выразиться. – Писать? Но разве ты не знаешь, что всякое Слово уничтожает Пра-Слово? Разве ты не знаешь, что пишешь не по чистому листу: нет чистых листов, на каждом уже что-то написано! Замарывая своими закорючками это написанное, ты, может, уничтожаешь великое! А? Писатель вдруг почувствовал, что Гений в чем-то прав. И ему глупой показалась эта квазидемонская затея с распиской о продаже души черту. Почувствовав себя победителем, Гений решил упрочить победу. – Или вот, – указал он на девушку. – Я, как вы это называете, люблю ее. Хотя – по-другому. К примеру, я пью кофе, так? Я же не говорю: «мой кофе»! А если и говорю, то это так, речевой оборот. Кофе – для всех и всем. У меня есть – почему не угостить? Точно так же дико говорить: моя женщина! Точно так же естественно угостить ею других. Многие, кстати, так называемые первобытные народы поступают мудро и инстинктивно подобным образом. Обнажись, котик, – сказал он подруге. Та обнажилась, что стоило ей небольшого труда, ибо на ней было всего две-три вещи, и лежала гибкая, гладкая, стройная, спокойно глядя в потолок. – Хороша? – спросил Гений. Писатель затаил дыхание, Парфен, напротив, громко задышал, а у Змея кадык с бульканьем прошелся по всему горлу. – Тогда прошу! – пригласил радушный хозяин. – Но она-то не кофе, ее-то спросить надо бы! – вырвалось у Змея. – Сейчас она – кофе. А потом этим напитком могу стать я. Сосуществование двух людей во взаимном согласии и уступках – утопия! Необходимая равновесная сменяемость тиранств. В чем-то я тираню тебя, а в чем-то – ты. При взаимном согласии. Главное – чувство равновесия, око за око, зуб за зуб, как говорила мудрая Библия, а не ваш людьми придуманный Новый Завет! Ну? Кто первый? Друзья не шелохнулись. – Другого я и не ожидал! Вас ведь трое. О, стадо! Все человечество – стадо! И каждый боится мнения других! Ладно, выпьем, в самом деле, кофе. Котик, расстарайся для друзей. – Иди ты, – сказала котик, одеваясь и берясь за книгу. – Это – око за око! И равновесие восстановлено! И гармония торжествует! – сиял наглядностью своей правды Гений. – Ладно, пойду сварю кофе. Но друзья отказались, заторопились – и ушли. – Тсс! – вдруг сказал Змей, едва захлопнулась дверь. Он имел поистине змеиный слух и нечто услышал. А вскоре, по мере нарастания силы звуков, услышали и Парфен с Писателем. – А я не б. тебе, чтобы под каждого подкладывать! – кричала девушка. – Так не берет никто! Это – артефакт! А вот кофе могла бы сделать, сучка голоногая! – А он есть у нас? Я чуть не обоссалась от обиды, когда ты деньги порвал! – Дура! Ты посмотри, как аккуратно порвал! Их в любом банке поменяют, потеряем сотни три-четыре, вот и все! – А они у нас лишние, эти три-четыре, козел? Гений недоделанный! Что ж ты им не сказал, что твой «Бездонный колодец» из всех редакций и издательств возвращают? (Слово «бездонный», заменив всего две буквы, девушка превратила в многозначительное грубое ругательство.) – Котик, не тронь этого! В морду дам! – А по я. н. х., и. е.? Тут друзья застеснялись и ушли. |