Онлайн книга «Участок»
|
8 Свадебное платье, сшитое руками матери, гляделось на Ольге удивительно хорошо. Она кружилась перед зеркалом, а мать смотрела на нее с улыбкой: – Картинка! А ты говорила: в городе купить. Они там, мне рассказывали, все ношеные. Невесты покупают, а через неделю тайком сдают, продавцы ярлык вешают, как на новое, и опять в продажу... Ты, кстати, когда Ивану писала-то? – Это почему же кстати? – Ну, некстати. – Именно, что некстати. Еще весной все написала. – А он чего? Ольга удивилась: – Я же сто раз говорила! – Ну, память дырявая, убить меня теперь? Забыла, ей-богу! – Там и помнить нечего. Написал, что остается служить по контракту. Очень хорошо написал. Спокойно так. Я даже удивилась. Мать вздохнула: – Это они умеют. Такой вид на себя напустят! Отец твой тоже был тихий-тихий, прямо шелковый. – Он и сейчас негромкий. Нет, а ты чего спросила-то? – Ольга отвела глаза от зеркала и пристально посмотрела на мать. И догадалась: – Приехал? Приехал, да? – Нет, – ответила мать с неохотой. – Завтра должен... Карабееву встретила, она сказала. Тебя, конечно, грязью попачкала. – За что? – Да ни за что, со злости, что ты ее дураку не досталась. – Она не злая вроде. И он не дурак, а просто... Просто Андрей лучше оказался, вот и все. – Еще бы не лучше! – воскликнула мать. – У Андрея и голова, и характер! Золотой парень, я всегда говорила!.. И ведь моя правда оказалась? Моя? Ольга, не ответив, начала стаскивать с себя платье. – Порвешь! – испугалась мать и стала помогать ей. Переодевшись, Ольга вышла в сад. Там, за столиком под яблоней, отец ее угощался с Дугановым и рассказывал о своей дочери, удивляясь тому, как быстро она выросла. – Помню, она вот такая вот была... с тубареточку всего! – показал Савичев рукой. – А я лежу... Встать не получается... А она подошла, за руку тянет... Папа, вставай, говорит! Папа, вставай! Вот как понимала отца! Ты выпей, выпей! Дуганов вежливо отказался: – Спасибо, некогда. Я нож хотел для рубанка. У меня один был, и тот заржавел весь. Но Савичеву неинтересно было говорить о практических вещах, ему хотелось восторгаться удивительности жизни. – Я, ты знаешь, прямо иногда понять не могу! – Чего это? – Ну, как же! Только вчера она была вот такусенькая! Глазом моргнул – и замуж выходит! Или ты, например. Вчера был начальник, а сегодня никто. Вот что время делает! Дуганов не согласился: – Почему же никто? Я человек, как и был. – Человек? – не поверил Савичев. – Человек! – с достоинством подтвердил Дуганов. Савичев наставил на него палец и задал коварный вопрос: – А если ты человек, почему тогда со мной не пьешь? Если бы Дуганов родился и вырос не в Анисовке, он удивился бы постановке вопроса. Но как коренной анисовский он, напротив, не только понял вопрос, но и принял справедливость заложенной в нем укоризны. И сказал: – Могу и выпить! И в самом деле выпил тут же налитый Савичевым стакан. – Вот! – удовлетворенно кивнул Савичев. – Теперь человек! А Дуганов, закусывая, решил оправдаться: – Ты говоришь: начальником был. Не был я начальником. То есть был, но в чем суть? Я верил и надеялся. В людей и в будущее. А теперь? Савичев взялся защитить людей и будущее: – А вот Ольга моя и Андрей Микишин поженятся, заведут детей, всё тебе будет – и будущее, и люди в нем! – Завести и тараканов можно, – ответил Дуганов, вспоминая опыт партийной риторики. – Но ради чего? Ради какого высшего социального смысла? Савичев помрачнел: – Вот ты как? Тебе мои внуки – все равно что тараканы? А ты зачем вообще пришел сюда, а? – Как зачем? Я же говорю, это... Тьфу ты, вылетело... Налей-ка лучше. За твоих внуков. – Это разговор! – просветлел Савичев. Ольга хотела было подойти к отцу, но передумала. Ушла на улицу. И тут же Савичева, следившая за ней из окна дома, вышла и направилась к мужу. – Пьешь тут, – сказала она, – а между прочим, Иван Карабеев из армии приходит. Реакция Савичева была не такой, какую она ждала. – Ванька? Молодец! Душевный парень! – закричал Савичев, поднимая стакан. – Слышь, Дуганов, он ведь спас меня фактически! Упал я зимой в овраг у клуба. После работы устал очень, а ветер еще... Ну, и упал, ушибся. И он меня вытащил. Если б не он – замерз бы. Не выдавал бы я дочку замуж. Лежал бы сейчас в могилке, – всхлипнул Савичев. – А Олечка пришла бы с цветочками... Встала бы надо мной: папа, папа, я замуж выхожу... А папа хочет встать, а не может! Земля давит! – Ну, понес! – с досадой сказала Савичева. – Душевный парень! Вот придет твой душевный и такую душевность нам устроит! 9 – Ничего он не устроит! – ответил Андрей на опасения Ольги, которые она ему высказала, не заходя к Микишиным, а поманив Андрея к забору – она почему-то стеснялась войти во двор, где готовился свадебный стол. – Ну да, не устроит. Напьется, наскандалит. Это еще в лучшем случае. – А в худшем что? – усмехнулся Андрей. – От него чего хочешь ждать можно! – Что ж, подождем... Ольга внимательно посмотрела на Андрея. – Ты чего там себе думаешь? Ты смотри, не связывайся с ним. – Будет нарываться – свяжусь. – Вот, я так и думала! Ты такой же сумасшедший! – Прямо такой же? – улыбнулся Андрей. Ольга не выдержала и тоже улыбнулась: – Нет, конечно. Ты нормальный, умный. А он же бешеный, вот чего я боюсь. 10 – Он прямо бешеный был, – охотно рассказывала Синицына Кравцову, когда он пришел к ней как к самому надежному источнику информации. И то, что он слышал, заставило его отнестись серьезно к проблеме, которая сперва показалась ему надуманной. – Он такой был – ему слова не скажи! – продолжала Синицына. – Один у матери рос – может, из-за этого сильно обидчивый получился. Дуганов ему один раз замечание сделал, так он ему камнями все стекла побил. Дуганов чуть в суд не подал, еле мать отговорила. Или в Буклеевку он поехал с Володькой Стасовым, ну, там, конечно, на них не обрадовались, чего-то такое сказали, врать не буду, не знаю, ну, может, и стукнули пару раз, но если ты умный, ты сообрази: тебя в чужое село не звали! Так Ванька цепь здоровущую схватил, железную такую, и как начал их гонять! Двух зашиб по ногам, а третьему башку проломил! В больнице тот лежал, в Полынске, родители тоже в суд собирались, Лида еле упросила их, телушку им отдала и кабанчика, помирились. Хотя Ваньке, конечно, буклеевские все-таки бока намяли вскорости, кровью кашлял наш Ваня. Кашлял, кашлял, а потом схватил ружье, дедовское еще, старое, схватил и побежал в Буклеевку, представляешь ты? Хорошо, его мужики перехватили наши, Микишин и Куропатов, с разговором подошли, а потом обманули, повалили и связали, а он кричит: «Всех перестреляю!» Так и лежал дома связанный дня два, пока не успокоился. |