Онлайн книга «Умножающий печаль»
— А потом? — Потом мы напьемся на большой парти. Твое указание исполним явочным порядком. Она незаметно ущипнула меня за бок: — Жалко… — Чего тебе жалко? — Нельзя здесь, прямо в коридоре, тебя поцеловать, занудист… — И мне жалко. Кот раньше говорил девушкам: «Дай я тебя покиссаю…» А мне было смешно. — А мне не смешно! Мне нравится! Слушай, офицер! А может, плюнем? Угости девушку одним серьезным киссом! Слабо? Охранник на лестничной площадке немного скукожился лицом, когда я обнял Лену. Длинная, с меня ростом, гибкая, она смотрела в упор своими круглыми нахальными очами разнуздавшейся куклы-неваляшки, ноздри короткого вздернутого носа трепетали, и она смеялась. — Дай я тебя покиссаю, мой маленький босс, — шепнула она. Стоя в людном коридоре, я прижимал ее к себе каждой складочкой, каждым изгибом. В ушах стоял пенный гулкий шум, все плыло и кружилось, меня раскачивало, как на палубе, а за спиной раздавались смешки и удивленные возгласы, но мне было на все и на всех наплевать — только бы не выпустить из рук эту наглую веселую врушку, которая с самого начала обманывала меня: она знала, что никакой я ей не босс, не начальник, не руководитель. Такая была игра. Она глубоко вздохнула, будто проснулась, очень медленно, мягко отодвинула меня: — Иди! — Подтолкнула и засмеялась. — И помни — во дни сомнений, в минуты тягостных раздумий… — О чем? — Как одна такая, угловая, застенчивая и вся целомудренная… Растоптала из-за тебя на производстве свою девичью репутацию… Сашка сидел за компьютером, и на лице его было выражение спокойной деловитой ненависти к этому миру. Увидел меня, махнул рукой и пошел мне навстречу. Я захватил со стола бокальчики с коньяком, а Сашка сказал: — Мне сегодня Вондрачек, чешский посол, сообщил прекрасную шутку — лучший в мире тост-здравица у моравских шахтеров, известных грубиянов. Чокаются с силой стаканами и грозно выкрикивают: «Ну!..» — Ну! — сказал я. — Ну, Серега! — чокнулся со мной Сашка. — Ну, смотри, Хитрый Пес! — А что делать, Верный Конь… — и крепко обнял меня. Я выпил коньяк, расстегнул на руке свой браслет-амулет — шесть пулек на кованой золотой цепи, — протянул Сашке. — Никогда не снимай его. Мне он всегда приносил удачу. Дай Бог тебе… — Ты что, Серега, спятил? — заорал Сашка. — «Шесть пуль, как в Сараево»! Никогда в жизни не возьму… — Возьмешь, — сказал я уверенно и крепко ухватил его за руку. — Пока сюда добежит охранник Миша со своей хивой, ты полностью беззащитен… Он пытался выдернуть руку, но я не отпускал его, пока не защелкнул замочек на тонком Сашкином запястье. — Не возьму! — бушевал Хитрый Пес. — Саня, это не подарок, — протянул я ему еще бокал. — Я передал тебе обет… — Чему? О чем? — сердито спросил Сашка. — Когда тебе позвонили и сказали, что я убит, ты всю ночь орал и плакал… Мне потом Люда рассказывала… — Ну и что? — Я думаю, ты плакал тогда последний раз в жизни… Ты теперь другой… Но на этом браслете — твои слезы, моя кровь. И любовь, которую вложил в нас Кот… — Серега, это не разговор взрослых людей. Это — сентиментальное шаманство, слезливое волхование!.. — Может быть! Наверное! Люди моей профессии суеверны, мы верим в приметы, в знаки, в амулеты. Не снимай его никогда. Давай выпьем! — Я поднял свой бокал. Сашка помолчал, потом резко махнул рукой — глухо стукнулись пульки на браслете. — Давай, Серега, выпьем… За нас! — Он провел ладонью по лицу, будто умывался или стряхивал наваждение. — И за Кота! Он, дурак, думает, что я его боюсь и ненавижу… — А на самом деле? — живо заинтересовался я. — На самом деле? Наверное, жалею… Он соскочил с катушек окончательно… — Это не страшно! — бодро заверил я. — Как говорил наш незабвенный вождь Михаил Сергеевич — процесс пошел! Если ты его не боишься и не ненавидишь — можно решить все по-хорошему… Сашка покачал головой: — Ничего нельзя решить… Серега, ты не понимаешь — все зашло слишком далеко. Американцы всегда говорят: «Nothing personal — only business»… — Ничего личного — только дело, — повторил я за ним, и хотел спросить: — А Марина знает… — Оставь! — перебил меня резко Сашка. — У нас с Мариной общее чувство огромной любви к ней. Не в ней проблема. Я не дам Коту сломать дело своей жизни. И если он появится в округе со своей дурацкой аркебузой, я велю изрешетить его в клочья… Я больше ему не партнер в этой сумасшедшей игре… Я встал, грустно сказал: — Сань, к сожалению, нет во мне твоей бандитской финансовой гениальности. И нет, к сожалению, великого таланта обаяния Кота… — Почему — к сожалению? — удивился Сашка. — К счастью! Если бы все люди были похожи на нас с Котом, жизнь на земле давно бы прекратилась — все перебили друг друга начисто! Мир плохо приспособлен к парным играм… — Хорошо, — кивнул я. — Будем эту жизнь донашивать, какая есть… — Все, все, все! Собирайся, поедем вместе — гости званы на шесть. — Мне надо заскочить переодеться. — Не надо! В твоей гостевой комнате тебя ждет мистер смокинг, месье пластрон, мисс бабочка и лаковые туфли сорок третьего размера, — невозмутимо сообщил Сашка. — Подтяжки я для тебя выбрал алые — как лампасы, ты же у нас без пяти минут генерал… Я засмеялся: — Разница между нами в том, что ты все помнишь, а я забыл… — Что ты забыл? — Я забыл тебе сказать, что я раздумал становиться генералом. — И правильно! — щелкнул от удовольствия пальцами Сашка. — Как тот грузин из анекдота — дэлом займись! Все, поехали… Прошлой ночью я мало спал — по указанию Хитрого Пса радовался жизни. С Леной. С утра нервничал. Огорчался. Выпил несколько рюмок коньяка. Релакснулся. Плюнул на все. В мягком полумраке лимузина удобно умостился и заснул. Сладко продрых весь перегон до Барвихи и проснулся у ворот резиденции оттого, что Сашка громко смеялся, разговаривая с кем-то по телефону: — Аля, я люблю тебя как бабу, как друга и единственного министра-женщину. Но твои подопечные уроды хвастаются своей бедностью, как талантом… Ага, ага, я понимаю… Но штука в том, что я вообще не люблю бедных… Глупые бедные не заслуживают разговора, просто гумус. А умные бедные — злые завиды и ненавистники. За что их любить?.. Ладно-ладно, что-нибудь придумаем… Сегодня я добрый… Хорошо, до вечера… Вот так, Серега, ты, наверное, просто гумус. Земля. Прах. |