Книга Возвращение в Панджруд, страница 55 – Андрей Волос

Все больше волнуясь, хаджи простирал руки из дупла, как будто желая обнять весь мир.

— Как бы я хотел дождаться этого дня, чтобы поклониться ему! Как бы я хотел принести в дар Махди лал Джамшеда!

* * *

В большом доме дихкана — массивном, с толстыми глиняными стенами — царствовала прохлада.

— Лал Джамшеда, говоришь? — повторил дихкан Нурибек, задумчиво отхлебывая из пиалы и щурясь. — Рубин, значит?

— Да, господин, — подтвердил Ишанкул, исполнявший в доме должность управителя. — Садык так и сказал: дескать, хочет старик отдать свой рубин. Прежде, мол, им Джамшед владел. А теперь, стало быть, у него. То и дело об этом толкует. И басни всякие рассказывает. Где был, что видел.

— Ишь ты.

— Народ слушает его... как муллу прямо, — добавил Ишанкул.

— Как муллу, — дихкан поморщился. — Понятное дело: мечети-то нету. Нет чтоб собраться да построить... да настоящего муллу нанять. Так они все только клянчат: мечеть бы нам. Понимаешь? Мечеть бы им, бездельникам!

Нурибек с досадой сплюнул.

— Кормят его, — сообщил Ишанкул. — Кто супу нальет, кто какого-нибудь печева сунет. Хлеба кусок... или там поминки у кого.

— Во! — со злобным удовлетворением отозвался дихкан. — Как оброк нести — у них нет ничего. А как бездомного болтуна кормить — так с нашим удовольствием.

— Соломы ему принесли. Насовал в дупло, лежит как на перине. И чапан второй откуда-то появился, — Ишанкул покачал головой, недоумевая. — Рваный, правда.

— Придурки, — презрительно процедил Нурибек. — Чапаны дарят со своего плеча. А он вон чего, оказывается. Рубины у него. Нет, ну ты скажи, откуда у него рубины?

Управитель пожал плечами.

— Шайтан его знает, — сказал Ишанкул с сомнением в голосе. — Может, господин, и нет у него никаких рубинов, а? Может, старик болтнул что по глупости — вроде как пошутил, — а мы тут себе голову ломаем.

— Ну конечно! — от слов управителя Нурибека бросило в жар: так не хотелось отказываться от мысли, что старик таскает с собой бесценный рубин. — Что ты несешь?! Опомнись! — хриплым от гнева голосом сказал он.

— Не зря же старикашка его лалом Джамшеда называет. Разве станет человек такими вещами попусту бахвалиться?! А если кто-нибудь показать попросит — тогда что?!

— И то правда, — подумав, согласился управитель.

— То-то же... Я тебе больше скажу: эти нищеброды — самые богатые на свете люди, — убежденно заявил дихкан, шевеля усами от обуревающей его страсти. — Самые богатые, точно тебе говорю. Просто они все свое имущество где-то прячут, чтобы ни с кем не делиться. Деньги, камни... золото! Зарывают, должно быть, в неприметных местах. Или в пещерах каких... Вот и выходит: сам шатается по деревням, миску похлебки клянчит, а у самого где-нибудь тысяч сто закопано.

— Дирхемов? — уточнил Ишанкул.

— Как же, дирхемов! Динаров, конечно.

Нурибек замолчал, сердито супясь.

— Ну хорошо... Позови-ка этого Садыка, — приказал он, но тут же остановил слугу взмахом ладони: — Хотя нет, вонища от них от всех... не продохнешь. И так все ясно. Ну его. Дай что-нибудь, и пусть проваливает.

— Что дать, господин?

— Что дать, что дать... — Нурибек озабоченно побарабанил пальцами по колену. — Меру пшеницы... постой, лучше вот что: полмеры отсыпь.

— Понял, — Ишанкул направился к дверям.

— Погоди-ка, — опять остановил его дихкан. — Что я несу — полмеры. Куда ему пол меры? Четверть дай. Четверть — в самый раз.

— Хорошо, господин, — кивнул Ишанкул, снова склоняясь в поклоне, но теперь уж больше для того, чтобы спрятать невольную усмешку.

Когда управитель сделал шаг к двери, Нурибек взволнованно вскочил с подушек.

— Стой! Стой! Давай-ка рассудим!

Ишанкул покорно остановился, ожидая уточнения приказа.

— Ведь я — его хозяин, а он — мой раб. Верно?

— Верно.

— Если верно, почему я должен давать ему зерно?

Ишанкул подумал.

— Можете не давать, — в конце концов сказал он, безразлично пожав плечами. — И впрямь, зачем ему зерно? Только ведь тогда он это...

Управитель почесал левую залысину.

— Что?

— Не придет он в следующий раз...

— Не придет в следующий раз, — повторил Нурибек, осмысляя сказанное. — А ведь и правда... Вот сволочь! Я ему и то, и се, и пятое, и десятое, и зерна вот дать хочу — а он, значит, плевал на меня вместо благодарности: не придет, чтобы дихкану своему какую-никакую новость сообщить. Ну не сволочь? Да ему за такое не зерна, а плетей надо дать!

— Ну, плетей-то, может, и того... — несмело заговорил управитель. — Все-таки пришел, донес... а? Так сказать, со всем почтением.

— С почтением! Нужно мне его почтение. Сволочи. Рвут на части. Тому дай, этому дай!..

Нурибек сел и хмуро уставился в окно.

— Так что, господин? — спросил управитель через минуту. — Как вы решили?

— Ладно, отсыпь четверть, — махнул рукой дихкан. — Пусть подавится. Да Масуда мне позови. Где он там?

Ишанкул вышел от хозяина, пятясь, но, как только закрылась дверь, выпрямился, выпятил живот и напустил на свою рябую физиономию выражение презрительной важности.

— Пойдем, — важно сказал он дожидавшемуся у крыльца Садыку. — Дихкан оказывает тебе милость.

Гремя связкой железных ключей, он повозился у дверей амбара, отпер и, махнув Садыку рукой — дескать, стой здесь, — нырнул в полумрак.

Через минуту он вышел, легко неся в руке меру — большую долбленую тыкву.

— Хозяин оказал тебе милость, — повторил Ишанкул. — Он велел дать тебе зерна. На мой взгляд, сведения, принесенные тобой, того не стоят. Но хозяин часто совершает благодеяния в ущерб себе. Так и сказал: Ишанкул, дай ему восьмушку. Я не могу ослушаться. Держи.

Садык подставил тюбетейку, и зерно почти наполнило ее.

— Знай щедрость нашего дихкана!

Садык побрел прочь.

— Да уж, — пробормотал Ишанкул, глядя ему вслед и морщась. — И впрямь вонища от них — не приведи господи...

А потом крикнул:

— Масуд! Эй, Масуд! Иди скорей. Хозяин зовет!

* * *

Как известно всякому ученому человеку, Аллах сначала создал семь небес, а уж потом решил сотворить и семь земель.

Для того Он повелел ветру взволновать воду. Вода вздыбилась, вспенилась и образовала пар. Пар затвердел, и Всевышний, потратив два дня своего Божьего времени, слепил из него на поверхности воды Землю. А чтобы она была прочной, утвердил на ней крепкие горы — как вдоль, так и поперек.