Онлайн книга «Шаманское проклятие»
– Конечно-конечно, – милостиво согласилась Ада. – Святое дело, дежурить у одра больного. Мой дядя самых честных правил, и все такое. Родственников нужно любить и ценить, особенно тех, у кого есть квартира в Москве. Передавай своей несчастной старушке от меня пожелание скорейшего выздоровления. И не скучай, хорошо? – Передам. Хорошо, – машинально ответил Сергей, усилием воли подавив желание запеть от радости. Прокатило! Она поверила! Она отпустила его, освободила, пусть не навсегда, пусть только на сегодняшний вечер, но он свободен, свободен! * * * А та, кого Ада столь опрометчиво назвала «несчастной старушкой», в это время отнюдь не покоилась на «одре болезни», а была вполне счастлива в обществе своего возлюбленного. Они как раз ехали ужинать, а после ужина… – После ужина я улетаю, так что цигель-цигель, – объявил Леонид. – Ты, наверное, не хочешь со мной? А ты вообще была когда-нибудь в Англии? – Я и во Франции не была, а в Испании тем более, – с готовностью откликнулась Нина. – Не говоря уж об Италии. Что там еще в Европе осталось, где я не была? – Много чего. Но не плачь, Маруся, мы все наверстаем. Вот теперь бы и приступили… – Лень, не начинай, – поморщилась Нина. – Я ж сказала, не могу. Все так внезапно… – Привыкай, родная… В моей… в нашей с тобой жизни ритм вообще бешеный. Знаешь, как на реке? Люди ночью спят, и рыбы спят, и птицы, а вода – все равно движется куда-то… Что будешь пить? – Апельсиновый сок. – А покрепче? – Пожалуй, воздержусь. – Солидарен. – Какой смешной официант! – Что же в нем смешного? – Фрак. Знаешь, я никогда не видела мужчину во фраке. – А дирижеров? – Что – дирижеров? – Дирижеры всегда во фраке. – Милый мой, я вижу, ты в последний раз видел оркестр в четырнадцать лет? – Слушай, а откуда ты знаешь? – Мы же вместе были. С классом тогда ходили на «Князя Игоря». – «О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупи-ить!» – Блестяще. Не понимаю, почему ты не пошел в оперные певцы. – Жажда наживы, моя дорогая, жажда наживы. – Так вот, о дирижерах. – Дирижеры зарабатывают того меньше. – Я не об этом, стяжатель! – Я – стяжатель? Ничего себе комплимент! Между прочим, я на днях отвалил громадные деньги на благотворительность! – Знаем мы эту благотворительность! Все разворуют, Леня, все! – Не разворуют, – уверил он ее, намазывая кусочек хлеба маслом. – Я проследил. Купил томографы трем московским клиникам. Так что там насчет дирижеров? – Дирижеры сейчас вовсе не обязательно выступают во фраке. Я как-то была в опере, так дирижер вообще был в джинсах. Пиджак, а под ним – джинсы! Я разглядела! – Старательно же ты глазела на его задницу! – Ну… да. А что? Нельзя? – Когда ты выйдешь за меня замуж, будет нельзя. – Шортман, да ты, оказывается, деспот! – Ты меня еще не знаешь. Я хищник. Я хочу мяса. Ты будешь есть мясо? – Я буду рыбу. И десерт. Вот этот, персиковый. – А я мясо. Дайте мне мяса, большой кусок мяса с кровью. И чтобы крови было много. – Дайте ему мясо отдельно, донора отдельно. – Извините? – Я пошутила. Фрачник-официант вежливо посмеялся и ушел выполнять заказ. – У меня создалось такое ощущение, что он смеялся из вежливости, но если бы мы настаивали, то донор был бы подан. – Можешь в этом даже не сомневаться. Если бы мы настаивали, он отдал бы нам всю собственную кровь. За те деньги, что они тут получают… – А что – много? – Думаю, порядочно. – А мне вот зарплату два года не прибавляли. – Слушай, я давно хотел тебе сказать. Зачем тебе вообще работать? – Здрас-сте пожалуйста, как же мне не работать? А кормить меня кто будет, а за квартиру кто будет платить? И губную помаду я себе сегодня купила, тоже серьезный расход. Недешевая. Ажно целый полтинник стоит! – Полтинник – это пятьсот рублей? – Страшно далек ты от народа, Леонид Шортман! Полтинник – это пятьдесят. – Покажи-ка. – Не лапай, не купишь. Видишь – розовенькая. – Нина, я серьезно. Давай поженимся. Хочешь, прямо сейчас? – Ты опоздаешь на самолет. – Не опоздаю. Без меня он просто не полетит. – Это почему же… – Потому. – А-а-а… – Вот-вот. Соглашайся. – А как же белое платье? Я в первый раз выхожу замуж и хочу белое платье. – Не вопрос. Сейчас прямо поедем и купим. Платье, фату, букет. И… что там еще надо? – Вообще-то надо, прежде всего, кольца. Но еще раньше надо, чтобы ты перестал заговаривать мне зубы и объяснил, при чем тут моя работа? В какой связи она находится с нашим гипотетическим бракосочетанием? – Как… Ну… Ты ж после свадьбы бросишь работать. Зачем тебе? Зарплату, ты говоришь, маленькую платят, губная помада у тебя вон за пятьдесят рублей. И начальница, ты говоришь, сука. – Она не сука. Она хорошая девка, только избалованная. У нее, говорят, папаша какой-то олигарх. – Ну? Кто такой? Может, я его знаю? – А-а, я в эти сплетни не вникаю. Лень, ты мне вот чего объясни, а то я, может, недопонимаю чего. Почему это я после свадьбы должна бросать работу? Чтобы тебе щи варить? Полы мыть и рубашки стирать? Ты для этого на мне женишься? – Нин, ты чего? Какие, на фиг, постирушки? Что у меня, не найдется кому рубашки постирать? Я ж, наоборот, хотел, чтобы ты отдохнула, занялась собой… У нас еще, может, дети будут… Шортман сказал что-то не то и сам это почувствовал – Нина изменилась в лице, и подбородок у нее мелко задрожал, но она превозмогла эту дрожь. – Какие дети, Леня? Ты что, не помнишь, сколько мне лет? И что значит – «занялась собой»? Моталась по магазинам, салонам красоты и курортам? Леня, ты меня с кем-то путаешь. По-моему, тебе не на мне надо жениться. Тебе нужна здоровая особа репродуктивного возраста, не отягощенная интеллектом, сведущая в высокой моде и косметических новинках. И вообще… – Да не нужна мне… не отягощенная! Нина, мне не нравится наш разговор. Давай его прекратим. Прекратим, и все. Напоследок хочу сказать, – тут Шортман понял, вернее, почувствовал неловкость этого своего дурацкого «напоследок», но было поздно, – что ты меня просто неправильно поняла. |