Онлайн книга «Прощайте, колибри, хочу к воробьям!»
|
– А вы любили ее? – Когда-то любил, но она выпила из меня кровь. – Обожаю такие истории! – хлопнула в ладоши я. – Какие истории? – не понял он. – Вы избавились от нее… – Точнее – она избавилась от меня. – Еще лучше! Она избавилась от вас и буквально тут же перед вами открылась перспектива мировой славы! И кто в этой ситуации неудачник, а? Он засмеялся и тихонько пропел: – Пусть неудачник плачет! И вдруг я увидела парня, которого приметила еще в магазине, где мы купили плащ и шляпу. Он сидел за столиком неподалеку и старательно делал вид, что не замечает нас. – Андрей, похоже, на вас уже открыли охоту папарацци, – шепнула я. – Да ну, с чего вы взяли? – Вон там сидит парень, я его видела в магазине. – Женя, ну мало ли… Может, он тоже ходил по магазинам, а потом решил выпить пива? – Да это же здорово, Андрей! Завтра уже появятся ваши снимки в какой-нибудь газете… Русский артист первым делом бежит покупать себе штаны! Чем не сенсация! – Да пошли они! Эх, Женя, вот если бы вы могли быть моим агентом… – Нет, Андрей, в этом мире у меня нет никаких связей. Но, насколько я поняла, Мирон хочет взять это на себя. – Нет, правда? – Ну, мне так показалось. – Женя, а можно задать личный и, возможно, бестактный вопрос? – Валяйте! – Женя, а почему такая потрясающая женщина одна? – Непруха, Андрей, – рассмеялась я. – Я слышал, вы сделали карьеру вашему брату, а он вас кинул? – Да. Но я ни о чем не жалею. Моя совесть чиста. А чистая совесть для меня важнее всего. И, кстати, я вовсе не считаю себя потрясающей женщиной. Но вам за этот эпитет спасибо. Кукушка хвалит петуха… – А вы в курсе, что Мирон вас любит? – Опа! Это что, уже всеобщее достояние? – Нет, я бы сам никогда не допер, мне Таня Соловьева сказала, когда вы болели в Москве, он просто с ума сходил… Вы не знали? – Догадывалась. Тут мне позвонил Фархад: – Женя, ты сейчас можешь ко мне приехать? – А ты где? – Дома. Понимаешь, пришло приглашение в Метрополитен, надо посмотреть мой график и во что бы то ни стало выкроить на это время, а сам я совершенно не справляюсь. – Буду через сорок минут. – Спасибо, Женечка! – Фархад вызывает меня утрясти график с Метрополитен. – Боже мой, Женя, у меня голова идет кругом! – Наденьте шляпу! – засмеялась я. – Если б было хоть чуточку похолоднее, видит бог, надел бы. Фархад открыл мне со словами: – Женя, не вздумай завести роман с Мунтяну! – Здрасте, приехали! – Женя, тебе нужна эта головная боль? Ты можешь себе представить, что скоро начнется? Всемирное бабье помешательство! – Фарик, ты меня вызвал для этого разговора? – Разумеется, нет! Но заодно уж… – Послушайте, ребята… – Это ты ко мне во множественном числе обращаешься? – Нет, просто я тут с ума с вами сойду, все решили заняться моей личной жизнью! Я скромная сорокалетняя баба, никаких выдающихся данных, достаточно невезучая в личной жизни, – разозлилась я, – что вы все лезете со своей заботой? Я хоть и работаю с тобой, но в твои личные дела не лезу, и ты не лезь! – Постой, ты чего раскипятилась? А кто еще, кроме меня… – И Мирон, и Андрей, все обо мне заботятся. – А это разве плохо? Мы же любим тебя, Женька! И потом иногда нужно вмешаться в чужую жизнь… – Нет! – Дурочка ты! Если бы Мирон однажды не вмешался, это была бы уже не личная жизнь, а личная смерть, – тихо и очень печально произнес Фархад. – Что ты хочешь сказать? – Ничего. Я все уже сказал. А теперь к делу! – Папа, мне необходимо с тобой поговорить! – Костя, у тебя такой голос… Что-то случилось? – Случилось, папа, случилось, и я, скажу честно, в полной растерянности. – Это связано с Женей? – Да! – Ну хорошо, давай встретимся, а хочешь, приезжай к нам. Может быть, и Анюта что-то посоветует. – Нет, я хотел бы с глазу на глаз. – Хорошо, тогда поужинаем вместе, но мне не хочется на твой двадцать первый этаж. – Как скажешь, папа. – Тогда в половине восьмого в нашем ресторане. – Господи, Костя, на кого ты похож? – поразился Петр Николаевич. Вид у сына был плачевный – похудевший, небритый, и глаза какие-то несчастные. Пожалуй, таким я его видел лишь на похоронах матери… – Ну что случилось? Женя, я надеюсь, жива? – Папа! – А если человек жив, ничего непоправимого еще не случилось! Ну, излагай! Костя достал из сумки компьютер. – Вот, папа, взгляни, что произошло в мое отсутствие. – Погоди, что это значит? – А то, что Женя догадалась записать все это на телефон. Ты посмотри, посмотри! – Так! А что это за баба? – Была у меня одна, несколько лет назад. Потом она уехала в Америку, и я думать о ней забыл. Да ты смотри, смотри! И вдруг Петр Николаевич рассмеялся. – Ай да Пафнутий! Вот это кот, всем котам кот! А ты, Костя, осел! – Да я-то тут при чем? – Ладно, что было дальше? – Дальше? А дальше я пришел домой. Пафнутий с совершенно несчастным видом валяется на полу, нос горячий, не ест, а Женя уехала. Забрала вещи, оставила вот эту записку и смылась. На мои звонки не отвечает. Собственно, это все… – Он протянул отцу листок бумаги. – А что значит вот эта фраза? – Какая? А… Дело в том, что, оказывается, эта тварь в Америке вышла замуж за Женькиного братца. – Да ты что! Вот это номер! Бедная Женя! – Но я-то чем виноват? Я даже этого не знал, я вообще не подозревал… И, кстати, эта баба теперь еще тянет с Женьки деньги за квартиру… – Какие деньги? Костя объяснил. – И что? – Ее друзья внесли первый взнос. – А ты куда смотрел? Сам не мог внести? – Я просто считал, что… |