Книга Охота на герцогиню, страница 7 – Элизабет Бикон

— Возможно, — проронил он, — но вы еще весьма молоды для последних напутствий. Остается только удивляться, почему вы, взяв хороший старт, и пальцем не шевельнули, чтобы продвинуться в свете.

— Неужели до сих пор не ясно? — раздраженно спросила она.

— Я же сказал, что не отличаюсь сообразительностью, или вы где-то слукавили. Сделайте одолжение, поясните, как мне поладить в споре с леди, если она выдает черное за белое, а я уверен в ином? — размышлял он вслух, словно не сомневался в своей правоте всегда и во всем.

— Попробуйте промолчать.

— Вы сами так обычно и поступаете, Джессика? Молча презираете отпрысков благородных семейств, которые не соответствуют вашим высоким требованиям, и они пугливо избегают вашей компании?

Итак, он, оказывается, считает ее снобом, поскольку она не сумела подобрать себе мужа, — ни один не «дотягивал» до ее идеала.

— А вы весьма высокого мнения обо мне, — попыталась отшутиться она.

— Мое мнение нисколько не ниже вашей самооценки, — торопливо проговорил он и отпустил поводья.

Поток экипажей наконец-то почти иссяк.

— Просто я мыслю реально, — проговорила она ровным тоном.

— Если бы так, вы давно уже приобрели бы титул леди Имярек, а то и графини, — по-отечески наставлял он.

— Ну да, лорд Имярек или сам граф нисколько не постеснялись бы обременить себя женой-хромоножкой, — съязвила она.

— Единственная, кто переживала бы по этому поводу, вы сами, Джессика Пэндл. А я уже устал от этих театральных сцен отважной красавицы, смирившейся с тем, что ее единственная задача в жизни — доставлять окружающим радость своей несчастной долей. Подумайте, как вы оскорбляете таким отношением всех, кто ценит вас такой, какая вы есть, без всякого принижения.

— Я хромаю, и мне известно мое положение в связи с этим, — вспыхнула она под его скептическим взглядом, навернувшиеся слезы едва не подмочили ее репутацию.

— Хромота ваша практически незаметна. И это все, что вам надлежит знать, — возразил он. — Вы еще счастливо отделались, пролежав почти сутки с переломом под проливным дождем. Могли ведь умереть или действительно остаться калекой на всю жизнь, — высказался Джек так пылко, что приунывшие было лошадки мигом пустились вскачь, заслышав его голос.

— Никогда не отрицала своей вины в случившемся.

И она досадливо поморщилась от своего смиренного тона.

— Да, это так, вы не смели брать без спросу этого коня и мчаться на нем в самый дождь. Бедное животное! Вы были тогда вспыльчивы и своевольны, но никто из нас и подумать не мог, что вы так беззастенчиво подвергнете риску и себя, и несчастного скакуна. Глупо с нашей стороны так недооценить ваши замашки — ясно же было, что вы за сорванец. Вы мечтали доказать всему миру, что ничуть не уступаете вашим братьям. И мы, Сиборны, и ваша нежная семейка — все несказанно обрадовались уже и тому, что вы остались живы. Неужели вам мало этого чуда — выжить в подобной переделке и остаться практически невредимой?

— Я и понятия не имела о ваших переживаниях. Значит, вы знали, что в тот день я не вернулась с прогулки, — робко вставила она.

— Я в курсе всех ваших вольностей, Принцесса, — терпеливо пояснил он, словно его так и подмывало схватить ее за плечи и потрясти как следует, чтобы привести в чувство. — Бывало, я места себе не находил, когда вы срывались искать приключения, боялся за вас. А тогда мы искали вас всю ночь и все утро. Никогда не забуду, каково это — тщетно искать в потемках пропавшее дитя. Мы с Ричем облазили все холмы в округе, так что я теперь могу хоть с завязанными глазами водить экскурсии по окрестностям Уинберри-Холл.

— Я ничего не знала об этом. Я сильно простыла под холодным дождем, а когда пришла в себя после лихорадки, вы с кузеном уже отбыли, я подумала, вы покинули Уинберри-Холл, прежде чем тем вечером хватились меня.

— Разумеется, мы не покинули вашего отчаявшегося отца, да и братья ваши были не в лучшем состоянии. Хорошо, мой дядюшка Генри сумел организовать людей, чтобы прочесать местность, иначе наша помощь могла бы опоздать.

— А почему мне ничего не рассказывали об этом? — тихо спросила она.

— Врач приказал не тревожить вас воспоминаниями о жестокой переделке, у вас открылась горячка, и нужен был покой, физический и душевный, чтобы справиться с опасной болезнью. Когда стало очевидно, что вы поправляетесь, мы отбыли, уверившись, что вскоре неугомонная озорница, нагнавшая на всех страху, снова будет на коне. Однако вы так и не обрели былую удаль, правда, Принцесса?

На сей раз она не стала препираться насчет обидного прозвища, поскольку все это время пыталась встроить открывшиеся ей обстоятельства в известную цепь событий.

— Нет, — призналась она после продолжительного молчания.

— И почему же? — спросил он, словно и в самом деле его интересовал ее ответ. — И я, и Рич всегда считали вас самой отважной из женщин, и вот, пожалуйста, записная святоша.

Как объяснить, что дух ее угас вместе с радужными надеждами на будущее, когда стало ясно, что теперь она физически ограничена, не в пример ему? Как держать себя с ним, если он решит, что она влюблена в него — или еще что-то вообразит? Пора изобрести приемлемое объяснение, отчего вдруг она потеряла интерес к столь любимым раньше развлечениям: долгим верховым прогулкам по окрестностям Нортгемптона, беготне наперегонки, лазанию по деревьям в отцовском и соседских поместьях.

— Поняла, что надо блюсти свое достоинство, — выдала она, поведя плечами.

— Это отступничество. Хуже того, предательство в бою, — вынес он приговор.

— Что вы здесь расселись читать мне лекции о том, что такое трусость, если сами не имеете о том понятия? — не осталась она в долгу. — Вам никогда не приходилось сомневаться в своих ногах. Как вы можете знать, если и представить не можете, что я чувствую, когда на глазах у публики приходится хромать в обход танцевального круга к местам для компаньонок и затем сидеть на скамье весь вечер, потому что всем известно: я не могу танцевать. Вам никогда не хихикали прямо в лицо, вы не слышали шепотков этих бриллиантов чистой воды, а уж им не совестно высказываться так, словно меня там нет или я не только охромела, но и оглохла. Иные джентльмены не стесняются подойти и осведомиться у моей матери, не желаю ли я чаю или лимонада, словно я не в состоянии ответить сама за себя.

— Насколько помню, вы всегда могли привести их в чувство. На приемах умели собрать вокруг себя толпу изысканных девиц и рьяных юнцов с горящими глазами, так что мне и Ричу трудно было пробиться в ваш круг.

— То есть мне нечего изображать мученицу и жалеть себя, так, по-вашему?

— Я лишь сказал, что вокруг вас всегда были избранные друзья, поскольку вы похвально осмотрительны, чтобы завести любовников.

— Да, истинные друзья всегда ценили меня за то, что я не разбрасываюсь, — чопорно подтвердила Джессика.