Книга Ноль часов, страница 48 – Михаил Веллер

— Реванш?

— Неохота, — зевнул Беспятых.

— Ну, давай еще одну. На шпалер слабо?

— На шпалер не выйдет, — хмыкнул Беспятых и расставил фигуры.

Разыграли ферзевый гамбит, и внезапно, как это бывает при недостатке воли к победе, доктор почувствовал равнодушие и даже отвращение к игре. Сделав вид, что уже просчитал комбинацию, он спросил, стараясь увести мысли партнера в сторону:

— А знаешь, что меня бесит в нашей ситуации?

— Что выиграть у меня не получится.

— Нет. Вот я вдруг представил себе, что ничего этого всего с нами на самом деле нет — а так, игра воображения… с тобой такое бывает?

— Регулярно. Это с каждым бывает. Особенно в критических ситуациях. Вроде как во сне мужественно готовишься к неизбежной смерти, а в последний миг охватывает страх и умирать зверски неохота, ищешь способ спастись и с облегчением понимаешь, что все это опять только во сне, и тогда становишься очень храбрым и испытываешь огромное удовольствие от того, что реальная ситуация, в которой ты находишься, на самом-то деле тобою уже понята и лишь воображаема, но это знаешь только ты, а окружающая реальность этого не знает, и делается даже досадно, что ты так находчив и храбр только потому, что знаешь нереальность этой реальности.

— Интересная концепция храбрости, — протянул доктор. — Синдром активного страуса, я бы сказал. То есть, если реальность тебе круто в лом, ты от нее отрекаешься — и вперед на танки, которые есть лишь безвредная игра твоего воображения?

— Не исключаю, что именно так берсерки и полагали в трансе.

— Но на кой черт вообще что-то делать, если все — лишь игра твоего воображения?

— А вот тут уже ты подошел к концепции самоубийства как ухода от бессмысленных сражений с воображаемым окружающим.

— Хм. Надо подумать. Но все равно — это ты сам все воображаешь, это другое дело. А если это все кто-то другой навоображал? В том числе и тебя с твоим воображением?

— Пытливый ум у этих врачей. А какая тебе разница?

— Вот именно! А разница такая, что та сволочь, которая это все навоображал а, сидит себе в комфорте и безопасности и ловит кайф на том, что мы тут дергаемся. А он нами за ниточки управляет и придумывает все эти шлюзы и маузеры. Достал — убил бы падлу!

— Да? А его кто придумал? И так далее. Старая шутка. Если истины в конечной инстанции не существует и познание бесконечно — то этот гипотетический «он» лишь на одну ступень истиннее тебя — что есть стремящаяся к нулю разница в бесконечной лестнице познания конечной истины.

— Ты у нас большой философ. Модные книжки читаешь.

— Есть один нюанс.

— Какой?

— Маузер сделан на оружейных заводах Толедо, а шлюзы построены в тридцатых годах энкаведешными зеками под управлением товарищей Бирмана и Ягоды. И это такая же реальность, как та, что после хорошей дозы твоего спирта у меня запор.

— Обезвоживание организма. Пей теплую воду по утрам.

— А этот воображаемый тобою лично автор наших дел если и существует, то лишь настолько, насколько его воображение способно создать нас, ибо только через нас и наше воображение проявляется его сущность. Ты на таком уровне понимаешь?

— Ну, в общем.

— Есть демиург или нет — хрен его знает, мы можем судить о нем только по реальным следствиям его воображаемых дел. А реальные следствия — это мы. Так что если он есть — тем хуже для него: это мы его придумали. Хотя он может думать, что наоборот — это он придумал нас.

Доктор подумал и разменял пешки, вскрывая вертикаль ладье. И тут же Беспятых перебросил коня на королевский фланг, усиливая давление на поле С7 так, что еще через ход там могло запахнуть явным разгромом.

— Со времен Платона, — сказал он, — весь диапазон мудрости, а также схоластики, казуистики и словоблудия между солипсизмом и объективным материализмом сводится к английскому анекдоту про официанта, который в ответ на жалобу клиента, что невозможно различить, чай ему подали или кофе, резонно возражает, какая тому в этом случае разница?

— Но знать-то хочется!..

— А знание поступков не отменяет. Можно знать, можно не знать, всего все равно знать не будешь — а действовать все равно надо.

— Зачем?

— А затем, что без этого жизни нет. Инстинкт. Ты жить хочешь? Ферзь Е5, шах!

Сметя второго и последнего докторского слона, Беспятых продолжал:

— Ты в Бога веришь?

— Вряд ли. Скорее нет.

— Откуда он взялся?

— По идее, он был всегда.

— Откуда ты это знаешь? Внимание: честный ответ.

— Гм. В общем, товарищи посовещались и решили.

— Именно! Посовещались и придумали. Занесли резолюцию в протокол: Бог есть. И что же они придумали? Они придумали, что Бог их придумал. Секешь поляну? Они придумали его, а он, в свою очередь, для этого придумал их, то есть нас. Так что мы с Всевышним квиты. Он — нас, мы — его. Это называется дуализм. Правда, невосточному человеку это понять трудно. А если вполне серьезные люди, нас с тобой образованнее и даже, возможно, умнее, вполне допускают, что Бог — сам Бог! — существует лишь в нашем воображении, нет ничего логичнее допуска, что и мы, в свою очередь, существуем лишь в воображении Всевышнего. Как эйдос, скажем. Это как минимум справедливое допущение. И если между нами и Ним затесался какой-то, как ты называешь, «автор», — это абсолютно ничего не меняет ни в картине мироздания в принципе, ни в нашей с тобой жизни в частности; это его, «автора», как ты выразился, личное горе и личные сложности. А нам и своих выше крыши хватает. На самом деле интереснее другое.

— Что?

— Да одна простая вещь. Что ничто не возникает само по себе и ничто не происходит изолированно. В линейный детерменизм Лапласа даже Бог встраивается, и Гейзенберг ничего тут по сути не отменял.

— Что?..

— Да взять хоть это приключение наших байстрюков в обменнике. В результате, вполне вероятно, две кучки бандитов перешлепают друг друга, произойдет какой-то передел владений, новые люди втянутся в бригады, поскольку свято место пусто не бывает, а какие-то пацаны поверят в действенность благородства и захотят, возможно, раздавать деньги пенсионерам, и кто-то из этих пенсионеров проживет дольше и чему-то научит внука, и так далее… Короче, круги по воде. Только вместо брошенного в пруд камня — не камень, а шесть тысяч тонн нашего крейсера, который движется сейчас с севера к сердцу огромной страны — и каждый сантиметр, который он преодолевает в сопротивляющемся пространстве, сопровождается все новыми и новыми расходящимися кругами следствий, хотим мы того или нет.

— Ясное дело, — сказал доктор. — Декабристы разбудили Герцена, и вот мы здесь. Вам мат, герр лейтенант!!! Гони шпалер!