Книга Человек-машина, страница 7 – Макс Барри

Одиннадцать лет не носил шорт. Из меня снова лепили кого-то, кем я быть не хотел.

— Почему плохо?

— Вам нужно общение. — Она натянула на культю чулок. — Не всем захочется с вами разговаривать. Люди будут бояться ляпнуть что-то не то. Вам придется разбивать лед.

Она взяла ногу под мышку и провела конец чулка в отверстие. Потянула. Мне стало крайне неприятно: казалось, что швы вот-вот лопнут. Культя вошла в гнездо.

— Что скажете?

— Туго. Очень туго.

— Это хорошо, что туго. — Она обвязала меня ремнем. — Но вы никакой проблемы не видите?

— В чем?

— Я насчет социума. Вы не боитесь одиночества?

— Нет.

Она присела на корточки.

— Вы ищете, чем бы оправдать самоустранение. Так нельзя. Я видела, чем это кончается. Исход зависит от вас, Чарли. От вашей реакции на вызов.

— О'кей.

Я имел в виду другое. Я не хотел отгораживаться от мира. Просто знал, что все равно так и будет.

— Встаньте. — Она отошла.

Я подтянулся, опершись о кресло. Нога свисала с культи. В таком положении она выглядела и вовсе невыгодно. Крючья-лыжины болтались. Они казались хрупкими. Они могли отвалиться в любую секунду.

— Перенесите на нее вес.

Я подался вперед. Гнездо сдавило меня пренеприятнейшим образом.

— Доверяйте ноге, Чарли.

— Но швы…

— Я еще ни разу не повредила швы.

Я вытер лоб рукавом. Оперся на ногу, крючья прогнулись. Логика подсказывала, что они выдержат взрослого бегуна, но верилось в это с трудом. Хотелось бы знать, хорошо ли их проверяли.

Лола Шенкс простерла руки. Я глубоко вздохнул и полностью переместил вес на ногу. Культю сдавило, но терпеть было можно. Я дернулся вперед, потом еще раз. К моменту, когда я добрался до Лолы, пот лил с меня ручьем. Я прошел четыре шага.

— Прекрасно! — Она сияла, как будто искренне радовалась, а я дрожал от изнеможения, но тоже был горд и улыбался в ответ.

Я сидел в постели и рассматривал Экзегезу — так я ее назвал. Тут явно требовались инструменты. Узнать, что у нее внутри. Но кое-что было видно и снаружи. Не такая уж сложная конструкция. По сути — корзина на палке. Удивительно все же, что это считается лучшим. Я начал подозревать, что ампутантов среди инженеров-механиков не так и много. Не иначе, они руководствовались принципом: «Скажите спасибо, что вообще можете ходить».

Но в одном Лола Шенкс была права: нога начала мне нравиться. Не потому, что я мог ходить. Это не главное. Мне нравилось ковылять по направлению к Лоле и видеть, как с каждым шагом расширяются ее глаза, — и то, как она сжимала мне руки, когда я до нее добирался.

Я все еще иногда испытывал потрясение от мысли, что лишился ноги. Меня охватывал парализующий ужас. «Где же она?» — стучало колоколом в черепной коробке. Порой мне снилось, что я чего-то лишился, но я не понимал чего. Это начало раздражать. Мне было ясно, что мозгу придется преодолеть тридцатипятилетнюю привычку, но в самом деле — когда же он разберется, что к чему?

В 10.45 я потерял покой. Не мог сосредоточиться на телефоне. Мне хотелось пить. Все из-за Лолы Шенкс. Она пришла в одиннадцать. Я сполз на край постели. К ее прибытию я уже встал и ковылял по палате. Лола остановилась в дверях, якобы возмущенная — в хорошем смысле.

— Чарли, — сказала она и выставила локоть, — идемте гулять.

Больницу окружала широкая бетонная дорожка, тянувшаяся от приемного отделения до сквера на заднем дворе. Там торчали пациенты с подключенными капельницами: курили. Я начал привыкать к Экзегезе. Но если я шагал слишком уверенно, Лола Шенкс убирала руку — меня же одолевал соблазн разыграть беспомощность.

— Расскажите мне о работе, — попросила Лола. — Чем вы занимаетесь?

— Тестирую всякую всячину.

Лыжи-крючья знай себе скрежетали.

— Например?

— Изделия. Материалы.

— Это интересно?

Я задумался. Да, иногда мне было интересно — ждешь, например, что валентность меди изменится от бомбардировки частицами, а этого не происходит. Впрочем, люди не находили это «интересным».

— Нет, — ответил я.

— Печаль, — посочувствовала Лола.

— Иногда конструирую. Появляется идея, я предлагаю проект. Если одобрят — сделаю.

— Что, например?

Мы спустились по пандусу. Лыжи норовили выскользнуть из-под меня, и я им позволил. Лола крепче взяла меня под руку.

— В прошлом году я построил осциллятор. Он смещал пятиграммовый медный стержень на двадцать миллиметров туда и обратно шестьсот тысяч раз в секунду.

Лола помолчала.

— И зачем такое нужно?

— Не знаю. Я предложил, они согласились. Наверное, пригодилось в каком-то другом проекте.

— Понятно.

— Шестьсот тысяч колебаний в секунду — это много.

— Да похоже на то.

— Мне пришлось поместить его в вакуум. Чтобы не поджечь воздух.

— Он поджег воздух?

— Только однажды. Под контролем.

— Напомните — где вы работаете?

— В «Лучшем будущем». — (Название ни о чем ей не сказало.) — В семидесятых мы разработали боеприпасы с обедненным ураном. В восьмидесятых — танки-амфибии. В действительности они не пригодились. Вряд ли мы к ним вернемся. Лет десять назад мы занялись медициной. У нас полно фармацевтической продукции. В последнее время мы занимались разработкой металлов, щадящего оружия и биоинженерией. Еще мы спонсируем местную софтбольную команду.

Нам преградил дорогу пожилой мужчина в больничной пижаме, с сигаретой в зубах. Он шарил взглядом по скверу. Мужчина был чем-то раздражен. Может быть, всем. Так он выглядел.

— Извините, — сказала Лола.

Он покосился на Экзегезу и сжал губы.

— Эй, — повторила Лола, — в чем дело?

Мужчина притворился глухим.

— Эй, курилка! Что случилось? Думаешь, ты лучше, потому что у тебя две ноги?

Он покатил стойку с капельницей к зданию:

— Поздравляю. Хорошо поработали. Небось, семь потов сошло, пока делали… Нет, вы слышали? — Лола повернулась ко мне, качая головой. — Возмутительно.

Мы пошли дальше.

— Люди с ногами безлики, Чарли. Бог свидетель. Им никогда не приходится ломать голову над тем, как попасть из комнаты в комнату. А если даже задумаются, то воображают себя умными. — Она взяла меня под руку. — Вам предстоит бороться. Придется трудно. И вы станете лучше.

Мы шли молча. Легкий ветер холодил мне кожу. Я никогда еще не был так счастлив.