Онлайн книга «Компания»
Он ожидал увидеть большую, полную света комнату, заставленную ультрамодерновой мебелью в гармонирующих тонах. Наполовину он прав: комната огромна. И солнце, стоящее над заливом, тоже светит в занимающие всю стену окна. Но мебели здесь почти никакой. Только одинокий стол посреди ковра да несколько стульев. Телевизор с гигантским экраном стоит прямо на полу. Напротив него не диван, а губчатый мат. Действуя наугад, он поднимается по винтовой лесенке мимо громадного стилизованного городского пейзажа – включающего в себя, насколько Джонс разбирается в географии, и этот дом. Наверху его взгляд притягивает что-то цветное; он поворачивается и видит большой стенной шкаф с одеждой и обувью. Гардероб, размером как раз с его спальню, битком набит юбками, брюками, жакетами, платьями. От половины еще не оторваны ярлыки с именами вроде Баленсиага, Хлоэ, Прада и Родригес – Джонсу они мало говорят, кроме того, что эти шмотки дорого стоят. У дальней стенки – штабель обувных коробок, и на каждой полароидное фото пары, лежащей внутри. Джонс потрясен. Здесь столько всего, что Ева могла бы одеваться по-разному каждый день в течение двух лет. – Джонс! Идя на голос, он обнаруживает дверь в спальню. Ева, бледная, в тонкой ночной рубашке, сидит на кровати кинг-сайз. Шторы задернуты, на тумбочках – здесь с мебелью полный порядок – горят лампы. У дальней стены зеркало в полный рост, два комода, шкафы. В углу ковра горка использованных бумажных платков – видно, Ева вылезла из постели и смела их в кучу. – Что, очень жутко? – хрипит она. – На работе я вижу и не такое. – Он достает коробочки, восемь штук. Ева сказала ему, какую марку надо купить, а платки этой марки, как выяснилось, продаются в изящных коробочках. Ему немного легче: Ева в самом деле больна, значит, придерживаться основных правил будет несложно. А еще он слегка разочарован – по той же причине. – Какой ты лапочка, что пришел! – Улыбка у нее непривычно открытая, почти глуповатая. – Температура высокая? – Да я тут наглоталась таблеток. Дожидаясь тебя. – И много выпила? – Хотела похорошеть к твоему приходу. – Снова блаженная улыбка, зрачки сильно расширены – сначала он думал, что это из-за слабого освещения. Ева ложится, закидывает руки за голову. Джонсу эта поза кажется вызывающей. – Ну давай, посиди со мной. – Да я лучше тут. – Не будешь же ты все время на ногах. – Сколько стоит этот твой гардеробчик? – Не знаю, никогда не подсчитывала. – Я бы сказал… – Он складывает в уме, но цифра получается просто нелепая. – Когда ж ты собираешься все это надеть? – Надеть – не вопрос. Главное – приобретать и иметь. Ну иди, сядь сюда. Он остается стоять. – Тебе не кажется, что пора посоветоваться со специалистом на этот счет? – Я хожу к доктору. Но он не разрешает рассказывать тебе, о чем мы с ним разговариваем. – Именно мне? – Ага. – Почему? – Не могу сказать. Джонс раздраженно вздыхает. – Он сказал, что ты не поймешь. – Не понимаю, для начала, зачем ты обсуждаешь меня со своим терапевтом. – Это потому, что ты много для меня значишь. – Ева сморкается. – Спасибо тебе большущее за платки. – Слушай, если не хочешь рассказывать, то… – Он говорит, ты для меня материнский образ. Джонс садится к ней на кровать. – Я знаю, «материнский» странно звучит, но это не связано с полом. Это роль. – Она делает паузу на случай, если Джонс захочет что-то сказать. – Папаша у меня лох, совсем не такой, как ты, зато мама правильная. – Я, по-твоему, правильный? – Доктор Фрэнке говорит, ты обеспечиваешь моральное руководство, которого мне недоставало после ухода из дому. – Мне как-то не по себе. – Да это же комплимент! Показывает, что я смотрю на тебя снизу вверх. – Я думал, тебе не очень-то нравилась твоя мама. – Верно, не нравилась. – Совсем ты меня запутала. – Тебе бы сходить к доктору Фрэнксу. Он очень хороший врач. Джонс встает. – Ты прислала мне телефон, потому что болеешь и хочешь, чтобы мамочка за тобой поухаживала? Ева смеется, чихает, снова смеется. – Ой, умру! Надо будет рассказать доктору Фрэнксу. Да сядь ты! – Она ждет, и он подчиняется. – Поцелуй меня. – Что?! – Вирусов боишься? Ладно, не дрейфь. – Не буду я тебя целовать. – Почему это? – Потому что… это плохая идея. – Я хочу доказать, что не думаю о тебе как о мамочке. – Допустим. Все равно нет. – Все потому, что я больная и страшная. – Это не вопрос, а утверждение. Лицо Евы жалобно морщится. – Ты очень красивая. Даже с прилипшей к носу бумажкой. Она проводит пальцем под носом. – Да ну тебя. – Ты не страшная, – твердо говорит Джонс. – Поверь мне. – Как я могу тебе верить? Ты занял в «Альфе» мое место – раньше я там была за чудо-ребенка. И даже целоваться со мной не хочешь. Откуда я знаю, вдруг ты хочешь мне навредить. – Ничего подобного, – с полной искренностью выпаливает Джонс. Непонятно, правда, как это совмещается с его намерением взорвать «Альфу» изнутри. – Докажи. – Нет. Она шмыгает носом. – Заболеваемость, – он пытается направить разговор в более спокойное русло, – основная причина снижения производительности. Уж ты-то как агент «Альфы» должна это знать. – Знаешь, у павлинов красивые хвосты отращивают только самцы. Ген, отвечающий за это, одновременно снижает иммунитет. Вот почему самки находят их такими сексуальными: хвосты не только красивые, но еще и доказывают, что самец способен справиться с инфекцией даже при сниженном иммунитете. – Почему все в «Зефире» так любят аналогии из мира животных? – Потому что это зверинец. Большой корпоративный зверинец. – Ну, у меня перья из задницы не растут. И я не собираюсь тебя целовать, чтобы доказать на практике одну из твоих теорий. – Я девушка практичная, – кивает она. – Даже очень. – Я заметил. – Но это не значит, что я не способна на чувства. Есть еще одна причина, совсем непрактичная. – Правда? – Да. Хочешь послушать? – Не уверен. – Да или нет? |