Онлайн книга «Зима в раю»
|
Нет, она шумно колотила бы в дверь их квартирешки, выходившую в общий коридор. А неизвестный постукивает носком башмака в стекло, приходящееся почти вровень с дощатым тротуаром. Может быть, стучался сначала в уличную дверь, да Лелька не слышала. Но он увидел, что внутри слабо теплится огонек, и все же решился побеспокоить хозяйку. Кто он? Открыть? Не открывать? А что, если… Сердце так и забилось: открыть! Посмотреть! Лелька слетела с кровати и кинулась было к двери, но вдруг вспомнила, в каком она виде. Сколько дней уж неумыта, нечесана, и одежда – она так и спала, не раздеваясь, – смята и вся небось в пере?, которое так и лезет из подушек. А в комнате воняет неубранным поганым ведром, измученным, больным няниным телом. Нет, в дом приглашать нельзя. Нужно самой выйти на улицу. Прикрыть растрепанные волосы шелковым платком, на изжеванное платье накинуть пальтецо, прыснуть на себя одеколоном. Да, и на ноги туфельки, туфельки! Не в домашних же бахилах идти! Лелька простучала каблучками к двери. Из-за занавески эхом отозвалось: – Деточка… водички бы мне… – Нянь, сейчас, миленькая, сейчас! – умоляюще простонала Лелька. – Потерпи минуточку! Вылетела в коридор, не глядя, привычно, воткнула ключ в скважину, рванула дверь. Ох, какой воздух, какое счастье – жить, дышать талой прелестью весны! Снова закружилась голова – теперь уже от немыслимых ароматов, которые обрушились на нее, словно шайка разбойников: жизнь, свежесть, весна, мерцанье звезд, ласковая, уже теплая, не морозная темнота, бархатная ночь, нежная, словно прикосновение чьей-то ладони к щеке… ладони, которую хочется взять, поднести к губам, поцеловать в теплую серединку, там, где время и жизнь набили бугорки мозолей… О, эта ночь, как вспышка щемящей нежности, которая вдруг настигает тебя в самый неподходящий миг – и превращает разгульное буйство плоти в песню без слов, в непролитые счастливые слезы… Огляделась. Ни у двери, ни возле окна никого не было. Где-то вдали – не поймешь уже, в какой стороне, – звучали размерные отдаляющиеся шаги. Лелька заметалась – бежать! Догнать! Вернуть его! Нет. Нельзя. Дома няня – она просит пить. Ее нельзя бросить. И вообще – нельзя. Ничего нельзя. Лелька угрюмо повернулась, сгорбившись, пошла в дом. На пороге замерла, снова огляделась… нет, не видно ничего и никого! Спустилась в свою берлогу, заперла дверь. – Иду, иду, няня! Да, этого они не предвидели, не предугадали с Гошкой. Но кто мог такое предвидеть?! Ведь сама Лелька поняла только сейчас… Как же так могло случиться? Как?! Предатель – сердце. Предатель – весна. И ночь, такая странная ночь… Только они и виновны. * * * – Клянусь, я понимаю не больше вашего, мсье Гаврилов! – запальчиво выкрикнула Лидия. – То есть можно сказать, я вообще ничего не понимаю! Все, что произошло, просто выше моего разумения! Данила Ильич Гаврилов, в узком кругу известный как Всеволод Юрьевич Юрский, смотрел на нее с отвращением и думал, что стареющие дамы должны всегда сохранять величавое спокойствие и улыбку на своих тщательно подмазанных лицах. Стоит им перестать собой владеть, как из-под грима начинают лезть все морщины, складки, пятна. Вот Инна в совершенстве владеет искусством сохранять на лице приятнейшее выражение непоколебимого спокойствия. Только глаза выдавали ее бешенство, когда она узнала о случившемся. Глаза – ну и слова, конечно. Когда Инна по-настоящему взбешена, она не выбирает выражений. И Гаврилову-Юрскому досталось на орехи! Однако рот Инны, выплевывавший самую грязную ругань, был при всем при том округлен приятнейшим образом, а по выражению чуточку приподнятых, а вовсе не нахмуренных бровей, по безмятежно гладкому лбу можно было решить, что она не матерится на чем свет стоит, а мягко шутит над незначительной подножкой, которую внезапно подставила судьба. Да, подножка… ничего себе… Не подножка, а увесистый пинок в самое уязвимое место! С подножкой можно было сравнить пропажу «Опеля», угнанного каким-то распоясавшимся мерзавцем из-под окон виллы «Myosotis». Машина была зарегистрирована на Роже Вайяна, французского коммуниста и внештатного сотрудника «Общества возвращения на родину», но на самом деле он был казенным имуществом, находившимся на подотчете «Общества», и Юрский знал, что у Сергея Цветкова и у него, куратора деятельности «Общества», будут немалые неприятности. Главное, винить в недосмотре некого: «Опель» увели из-под носа у самого Юрского. Конечно, работали большие мастера своего дела: никто и не услышал ничего. Воры обошлись без ключа зажигания – очевидно, соединили контакты напрямую да и скрылись. Конечно, Юрский немедленно заставил Роже как официального владельца заявить в полицию, и автомобиль начали искать. «Опель», похожий по описанию на пропавший, видели на железнодорожном переезде на шоссе Медон – Париж. – Пропала машина, – тоскливо махнул рукой Роже. – Ее не найдут! В Париже сейчас море подпольных мастерских, где перекрашивают краденые машины, меняют на них номера и продают задешево в Швейцарию или Италию. Однако пропавший «Опель» нашелся на следующий же день – не перекрашенный, с прежними номерами. И обнаружили его не в Швейцарии или Италии, а на самом въезде в Париж, как раз там, где медонское шоссе переходит в городскую магистраль, – «Опель» был заведен за старые, назначенные к сносу, заброшенные амбары и оттого не виден с дороги. – Бензин у негодяя кончился! – радостно воскликнул Роже. – Правда, непонятно, почему он не взял запасную канистру из багажника. Наверное, надоело играть в угонщика автомобилей! Похоже на то… Да, нанеся подленький пинок из-за угла, судьба быстро исправила ошибку и вернула имущество «Общества» в целости и сохранности. Правда, угонщика найти не представлялось возможным. Да и черт с ним, пусть живет! А вот вторая неприятность могла иметь самые роковые последствия… |