
Онлайн книга «Кольцо златовласой ведьмы»
Туфания не торопила ее, позволяя слезам и горю женщины сказать то, о чем она уже догадалась. – …которое успокоит его. Навсегда. У меня есть деньги… Золотая монета легла на стол. – Возьмите. Если вы и вправду ее внучка… если она вас учила, то… Следовало бы указать этой женщине на дверь. Она сама виновна в собственных бедах. И значит, не вправе Туфания – избавлять ее от мук. Однако что-то мешало ей поступить именно так, правильно с точки зрения закона человеческого и Божьего. Уж не глаза ли Мелиссы, в которых поселилось отчаяние? Или ранняя седина в ее волосах? Или слезы, судорожный шепот, страх, навсегда изменивший эту несчастную? Она напоминала Туфании мать и… …и мать прокляла Туфанию. Из-за мужчины. – Умоляю, – Мелисса больше не шептала. – Ради моей девочки… ей всего десять и… он смотрит на нее, как на… он грозится продать ее! И я не смогу его остановить. Не спасу ее, если только… Замолчала. Обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от жестокого мира. И Туфания решилась. – Ты возьмешь этот грех на душу? – Возьму, – спокойно ответила Мелисса. – Я избавлю мир от чудовища. И уйду в монастырь. Там принимают всех… там – мое место. И когда я предстану пред Престолом Его, я скажу, что душа моя – та цена, которую я готова была отдать за счастье для моей дочери. – Что будет с ней, когда ты уйдешь в монастырь? – Мои родители живы и будут рады взять ее… я написала им письмо и… и они заберут ее. Если его не будет. – Приходи через три дня. Туфания взяла монету. Она купит свечу и поставит ее в церкви Святой Розалии, попросит и за себя, и за несчастную матушку, и за Мелиссу с ее дочерью… В конце концов, Туфания лишь изготовит яд, а уж как использовать его – пусть это решает Мелисса. Эта смерть будет на ее совести. Три дня пролетели быстро. И Туфания вручила женщине склянку с ядом, прозрачным, словно вода. – Хватит одной капли… …Весь следующий день Туфания ждала, что за ней придут. У Мелиссы ничего не выйдет, она слаба и напугана, а враг ее – силен. И он одолеет несчастную… вызовет стражу… Мелисса выдаст Туфанию… и, наверное, это будет справедливо. И, когда в дверь постучали, Туфания открыла ее, смиряясь с судьбой. У судьбы было знакомое лицо. – Здравствуй, беглянка, – сказал Арриго, протягивая ей охапку полевых цветов. – Травнице нужны травы, верно? И Туфания не посмела не впустить его… Мигрень прошла лишь к утру. Вике даже удалось поспать, но недолго. Маменька, как и многие иные жаворонки, имела устоявшееся представление о том, что если уж она встала, то и остальным тоже пора. А вот привычки стучать в дверь она не имела – просто входила в Викину комнату, полагая, будто имеет полное на то право. Личное пространство? Маменьке оно не нужно, значит, и Вика обойдется. Разговаривать – бессмысленно. Просить – тем более. – Вставай, – велела маменька, распахивая дверь гардеробной. – Боже мой, когда ты начнешь одеваться нормально?! Вика собиралась ответить, что как раз считает свою одежду очень даже нормальной. Дело вкуса. Но свой вкус маменька считала единственно верным. – Вставай, ты должна спуститься к завтраку. – Я не голодна. – Хорошо. А то вечно ты ешь, как не в себя. Неправда! Да, у Вики хороший аппетит, но это еще не синоним обжорства. В конце концов, она имеет право на маленькие удовольствия в этой жизни. – Пожалуйста, вспомни о том, о чем мы с тобой говорили… О чем именно? Как обычно, раннее пробуждение сопровождалось повышенной раздражительностью, и Вика с трудом сдерживалась, чтобы не сказать маменьке, что их разговоры большей частью – это ее монологи. А когда и Вике случается рот открыть, оказывается, что ее мнение ничего не значит. Мама знает лучше! Мамочка, перебирая платье за платьем – когда только вещи распаковать успели? – ворчала: – Надо что-то делать… определенно надо заняться твоим гардеробом… – Мам, – Вика села на кровати и потрясла головой. – Если тебе не нравится мой гардероб, это твоя проблема. Мы или будем жить мирно, или я вызову такси и уеду к Машке. Побуду у нее, пока не подыщу квартиру. Или комнату. Но мне это надоело. Эхо вчерашней боли стучало в висках. – Вика, ты ведешь себя как ребенок! – Это ты ведешь себя, как будто я ребенок. Мне уже двадцать пять. У меня есть работа! И своя жизнь! – Разве это – жизнь? – Мне нравится. Но если тебя во мне все раздражает, давай просто будем реже видеться. Маменька вздохнула и прижала руки к груди. Глаза ее наполнились слезами. – И рыдать не надо. Мне это тоже надоело. Волосы, как обычно поутру, дыбом торчат. И на щеке след от подушки отпечатался… пижамка Викина, любимая, с рыжими верблюдами и воздушными шариками, дополняла образ. По маменькиному мнению, девице Викиного возраста полагалось почивать исключительно в пижамах шелковых, а лучше – в кружевных пеньюарах. Таковых маменька подарила ей штук двадцать. Но шелк был скользким, а кружево кололось. И Вика упрямо хранила верность своей байковой пижаме неизвестного происхождения. – Неблагодарная! – вздохнула маменька, видимо, решив отложить скандал на другое время. – Я же для тебя стараюсь. Лучше бы она просто оставила Вику в покое. – Давай я сама для себя постараюсь. Раздражение постепенно отпускало. Вика почесала ладонь, на которой отпечатался круглый след камня. Надо было снять вчера кольцо, но… сама мысль о том, чтобы расстаться с перстнем, казалась неприятной. – Ты уже постаралась однажды. А вот об этом маменьке напоминать не следовало бы своей дочке. Да, был в Викиной биографии некий крайне неприятный эпизод. У нее вообще отношения с противоположным полом не складывались, вернее, складывались, но какие-то «одномерные». Знакомство. Встречи. Короткий роман, Викины попытки смириться с переменами в ее жизни, которые надиктовывались «той» стороной. Конфликт, зреющий подпольно – Вика умеет сдерживать недовольство. И черта, которую рано или поздно переступают все. Ссора. Выяснение отношений. Разрыв. И – все заново. Но вот Эдичка казался ей другим. Такой внимательный! Участливый. Не пытавшийся ничего ей навязывать. Уважавший Викино право на молчание… и на свою территорию… на одежду, тишину и книги… |