Онлайн книга «Кольцо златовласой ведьмы»
|
Бессмысленно. Ее забрали, унесли, ее – хрупкое дитя. И матушка, такая вдруг сразу постаревшая, сказала: – Я не желаю видеть тебя в этом доме. Арриго показалось, что он ослышался. Или ее разум помутился от горя? От старости? Она – некрасивая. Седовласая. С морщинистым лицом, на котором выделяется неестественной гладкостью лоб. Ее подбородок – тяжелый, а шея – коротковата. И в своем обычном – после смерти отца – черном наряде матушка походит на ведьму. – У меня больше нет сына, – она перебирала четки. – Мой сын умер. – Мама, что ты говоришь?! – Правду. Арриго был жив. И зол. Еще недавно преисполненный скорби, теперь он испытывал разве что гнев. – У тебя нет сердца. И ты не способен любить никого, кроме себя, – матушка поцеловала серебряный крест. – Было время, когда я гордилась каждым твоим шагом, каждым словом, каждым поступком, не желая видеть, сколь уродливы они. Сколь уродлив ты сам. – Ты выжила из ума! – Скорее, ко мне вернулся разум. Матушка поднялась и подошла, коснулась его щеки сухой холодной ладонью, которая вдруг показалась Арриго неживой. – Я виновата в том, что привела тебя в этот мир. На глаза его навернулись слезы. Он вновь чувствовал себя ребенком, желавшим лишь одного – угодить ей. Быть самым лучшим, самым достойным! – Я позволила тебе жениться на этой девочке. Я надеялась, что ее любви хватит на вас обоих. Но ты убил Марию. – Она сама умерла. – Убил! Равнодушием. Презрением. Насмешками, которые сыпались на нее. Сплетнями, маравшими светлое ее имя. Сколько она плакала из-за тебя… не знаешь? Тебе ведь все равно. А она до последнего молилась за спасение твоей души… Со своей душой Арриго сам разберется. Он не нуждается в спасении, потому что не совершил ничего предосудительного. У его супруги слабые нервы? Это случается с женщинами. Он не виноват. – Она простила тебя. Не понимаю. – Матушкины очи были светлы. – Я – не прощаю. Уходи и… и у тебя не будет иной жены. И не будет иных, законных детей, которым ты мог бы передать свое имя. – Голос ее прозвучал громко. – Наш род уже мертв! И ты его не продолжишь! Матушка развернулась и удалилась к себе. Арриго же, решив доказать, что именно он – хозяин в этом доме, остался. Он ходил из комнаты в комнату, разглядывая портреты дедов и прадедов, славных предков, которые могли бы гордиться… …Чем? Чего достиг он? Чем он славен? Любовью к женщинам? И ветреностью, которая более пристала к лицу дочерям Евы? Бессердечием? Достойные деяния… …В пустоте, которая воцарилась средь зеркал, забранных полотнами ткани, вдруг послышался смех. – Арриго… ты пришел? – окликнули его. Обернулся. Лишь тенями комната полна. Тихо. И снова – легчайшее прикосновение к волосам, словно нежная рука гладит их. – Ты не забыл меня? – тихий шепот пробирает до костей. – Ты не забыл меня… – Кто ты?! Смех – хрустальный. И полотно падает с зеркала. Арриго видит себя и тень за своим плечом. Женщину с длинными волосами цвета живого золота… – Арриго, – она зовет его, и руки-плети обвивают его шею. Холодные губы дарят поцелуй. Арриго очнулся в темноте. Он лежал на полу перед зеркалом, сжимая в руках темное полотно, не то укрываясь, не то защищаясь от кого-то неведомого. В стекле отражался крест. И сам Арриго, побелевший и постаревший. Ему было холодно, словно бы кто-то вытянул из тела все тепло – до последней капли. – Господи… Он редко обращался к Богу. Нет, конечно, Арриго был истинной веры, и храм посещал, и жертвовал, исповедовался, грешил, вновь жертвовал, но вот чтобы – прямо к Богу… Впервые его молитва шла от самой души. – Зачем, Арриго? – спросили его. – Ты снова хочешь меня прогнать? Не выйдет. Он вскочил, оглянулся. Никого. – Уходи! – закричал он, и крик полетел по дому. – Уходи! Я тебя не боюсь… – И не надо. Снова была она сзади, неуловимая и ледяная. – Я не причиню тебе вреда. Я лишь хочу быть с тобой. Он осенил себя крестным знамением. И воздух. И зеркало. И понял: бесполезно. Разве ангелы боятся Бога? Они – часть света. И выходит, что Арриго… …Матушка знает, что делать. – Нет, Арриго… уже не знает. Прости, – она шла за ним по пятам, и он слышал ледяное неживое дыхание на своей шее. – Я не могла позволить ей нам помешать. – Ты умерла! – Тело. Всего-навсего тело. Душа ведь бессмертна, и ты это знаешь. Мы будем вместе. Смирись… …Матушка умерла. Об этом Арриго сказала старая служанка – и отвернулась, скрывая слезы в полуслепых глазах. Она любила госпожу, пусть та и была строга. – Она не мучилась, господин, – сказала служанка, щурясь. Ей все чудилось, будто колышется за спиной молодого Арриго некая тень, смутная, призрачная. Блажат глаза. – Во сне отошла… молилась, молилась. …За него, единственного, кто по-настоящему был ей дорог. И – разочаровал. – Притомилась и сказала, что спать ляжет. Велела к заутренней разбудить. И еще молочка просила принести, с медом. Она любила молоко с медом. – Служанка прижала руки к груди, понимая, что больше никогда в жизни не придется ей спускаться в кухню и греть молоко, всенепременно свежее и от рыжей коровы. От них, все это знают, молоко самое жирное и сытное. – Я-то и пошла. А вернулась – она уже спит… совсем. Мы вас искали. Слуги осмотрели каждую комнату в доме, заглянули и в подвалы, и на чердак, но не обнаружили молодого хозяина. Зная о ссоре его с хозяйкой – неужто осмелилась она высказать ему все, что на душе у нее накипело? – решили, что ушел он из дому, и отправили гонца с печальным известием в резиденцию Арриго. – Я в библиотеке был, – сказал Арриго. – Я был в библиотеке… Служанка покачала головой. Библиотеку, любимое место тихой Марии, трижды обыскивали. И никого не видели, разве что… полотно там вечно с зеркала соскальзывало. И теперь вот хозяин в него завернулся, словно в саван. |