Книга Кольцо златовласой ведьмы, страница 53 – Екатерина Лесина

– Отдыхает. Не следует ее беспокоить.

А вот это уже Сереге не понравилось. Какой отдых? У девочки родителей убили, она в истерике или где-то близко от нее, ему же фигню какую-то впаривают.

– Антон Сергеевич не хотел бы, чтобы вы вмешивались в это дело, – сочла нужным добавить Елизавета.

– А мне плевать, чего он хочет! Лизонька, солнце ты мое длиннозубое, мы или будем сотрудничать – и ты меня проводишь к Вике, – или не будем, и я тогда устрою такую пресс-конференцию, после которой папаша уж точно тебя выставит вон.

Пусть говорят, что шантаж – недостойный метод. Зато – эффективный. Елизавета соизволила хоть какие-то эмоции проявить, в основном – злость. У нее – указания. Но она понимает, что Серега сдержит слово – или сейчас, или позже. Но пострадает не он. На него папаша только поорет, что, в общем-то, привычно, а вот Елизавету вышвырнут из дома. Этого позора ей не пережить.

…Все-таки не она. Елизавета – при прочих равных условиях – травить семью начала бы с Сереги.

Вику переселили в другое помещение.

Серега знал эту дальнюю комнату. Хорошая. Обустроенная. Расположенная так, что голосовые связки сорвать можно, но крика твоего никто не услышит. И дверь запирается исключительно снаружи. А на окнах – решетки. Пара дней взаперти в одиночестве здорово помогает пересмотреть взгляды на жизнь.

Побег из дому – это серьезный проступок. Бегут из неблагополучных семей, где родители – наркоманы или алкоголики. Или же ребенок имеет отклонения психики. А у папаши – репутация. Он заботится о детях. И дети его – лучше остальных, а побег в сию идиллическую картину не вписывается.

Серега должен осознать, что подвел он не только отца, но и всю семью…

– Антон Сергеевич, – Елизавета все же не смогла смолчать, – подозревает эту девушку…

– Если бы Антон Сергеевич и правда ее в чем-то подозревал, он бы уже душу из нее вытряс. Не лицемерь, Лизок. Тебе у нас положено стоять на страже хозяйских интересов, а вот я на них плевать хотел. Поэтому сгинь куда-нибудь, пока я окончательно из себя не вышел.

Вика сидела на кровати. Забралась на покрывало с ногами, и короткое платьице задралось выше колен. Колени были аккуратными, гладенькими. Да и сами ножки – ничего.

– И снова здравствуйте, – сказал Серега, прикрывая дверь. Прислушался – с Елизаветы бы сталось запереть их обоих, во избежание различных неприятных инцидентов, – но ключ в замке не повернулся. – Ты как?

– Нормально.

Видно, что вовсе не нормально. Глаза – красные, опухшие, и носом хлюпает. Щеки пятнами пошли. А маникюр на левой руке ободран. Светка тоже, когда нервничала, вечно лак обдирала.

Серега присел рядом с ней.

– Он сказал, что это я их… из-за наследства. У Гарика родственников нет, и получается, что мне выгодно… мотив. А с твоим братом мы якобы должны были в Италии встретиться. Пересекались. Вступили в преступный сговор. Он старуху убил… а я решила, что не хочу с ним делиться. И убила его. А потом маму и…

– Не слушай это все.

Ручка у нее была теплая, дрожащая.

– Он тебя запугивает. Что он хочет? Кольцо?

Кивнула. И золотые прядки волос упали ей на лицо. Серега их убрал ей за уши, подумав, что прежде не видел такого насыщенного, яркого цвета волос.

– Сказал, что, если до похорон я ему кольцо не отдам, отправлюсь в СИЗО… а там – в тюрьму.

Самое поганое, что папаша угрозу свою исполнить вполне способен, сугубо из упрямства и веры в собственную непогрешимость. И отговаривать его – бесполезно. Не услышит.

– Только, даже если я и отдам кольцо, – Вика печально улыбнулась, – он все равно меня посадит. Ему нужен кто-то, на кого можно вину свалить.

И это – тоже правда.

Что же остается? Серегин план был по-подростковому безумен.

С отцом Серега решил переговорить после обеда, он надеялся, что после оного все останутся живы. Он даже пошел навстречу Лизкиным пожеланиям и переоделся. Вику тоже обрядили в черный костюм, который ей совершенно не шел. Бледненькая. Потерянная.

Волосы золотые – одуванчиковый пух, и солнце играет в светлых прядках, создавая иллюзию нимба. Она и правда почти ангел по сравнению с прочими.

– Ничего не бойся, – Серега взял ее за руку, как ребенка. – Я не дам тебя обидеть.

И понял, что действительно не даст. Увезет ее. Украдет. Сам сгинет, отказавшись, наконец, от отцовской фамилии и этих нелепых псевдородственных связей. Но сначала, конечно, Серега попытается решить дело миром.

Папаша появился последним.

Старая привычка, позволявшая ему полнее ощутить собственную значимость, возникла давно, еще тогда, когда они в квартире жили. Серега хорошо помнил, как мама накрывала на стол – непременно чистая выглаженная скатерть, салфетки в специальной подставке. Свежий хлеб в плетеной корзинке. Старинная супница. Высокие миски.

Ожидание.

Сереге хочется есть. Светка ерзает на стуле, у нее в животе урчит, громко и смешно. Серега тычет в Светку пальцем, и мама хмурится: не следует играть за столом.

Скоро появится папа.

Он задерживается. Когда на минуту. Когда – на две. Когда и на десять, и тогда ожидание становится почти невыносимым. И Серега ноет, а Светка утаскивает со стола кусок хлеба и, прикрыв колени скатертью, ломает его, отправляя в рот крохотные кусочки.

На пол сыплются крошки.

Мама все видит, но замечания не делает.

– Зачем мы его ждем? – спросил как-то Серега.

– Затем, что он – глава семьи. Он нас кормит. И нельзя его не уважать.

Теперь Серега сам себя кормит, а уважать папашу ему не за что, но вот приходится держаться старого обычая. И делать вид, будто все хорошо.

– Он помешан на собственной важности, – шепчет Серега, касаясь губами мягких волос Вики. От них исходит тонкий аромат, очень приятный. И Серега вдруг обращает внимание на раковину ее ушка с жемчужной серьгой. И на ямочку за ухом. На алебастровую шею. На тонкую ключицу – она выглядывает из-под темной ткани…

Обед проходит в торжественном молчании. Говорить позволено гостям, поскольку они нужны папаше, а он достаточно благоразумен, чтобы сдерживать собственное эго.

И все-таки, кто?

Отец?

У него нет мотива. Более того, сейчас ему категорически невыгодны эти смерти. И, как ни отвратительно это признавать, но именно невыгодность – лучшее алиби.

Семен. Сидит напротив Вики, глаз с нее не сводит. И это внимание начинает Серегу напрягать. С чего это он вдруг? В симпатии ли тут дело? Или в том, что Семен тоже имел беседу с папашей и теперь желает перед ним выслужиться? Или же – без участия папаши, по собственной инициативе? Он в доме частенько объявлялся, со Светкой дружил. Мог ли он узнать о книге? Вполне. И об украшениях, о ювелире… А теперь ему колечко понадобилось – для комплекта. И Семен действует старым проверенным способом – через личную симпатию. Ему хочется, чтобы Вика ему доверяла, он не знает, что опоздал.