Онлайн книга «Полуденный демон»
|
Исленьев, как ни старался, не смог узнать о патроне ничего, кроме имени. Да и то, пожалуй, было вымышленным. Вацлав внезапно появлялся и так же внезапно пропадал. Выглядел он скромным и незаметным, но никогда не испытывал нужды в деньгах и не торговался. Если вещь того стоила, платил без колебаний. Встречи патрон назначал в самых неожиданных местах. Спустя год он предложил Исленьеву долговременное сотрудничество. «Мне нравится твой ум, – на безукоризненном польском заявил Вацлав. – И твое хладнокровие. Ты не жаден, а значит, не зарвешься. Тебе хочется красиво пожить и при этом не трудиться. Похвально! Однако тебе все же придется поработать. На меня. Я буду делать заказ, а ты – исполнять его. Не всякая вещь заслуживает быть похищенной. Нужно учитывать спрос. Положись на меня. Серьезные покупатели предпочитают не светиться и иметь дело только с проверенными людьми. Ты еще новичок в нашей игре…» Исленьев подозревал, что польский – не родной язык Вацлава. Но угадать национальную принадлежность патрона не мог. Тот с одинаковым успехом сошел бы за француза, англичанина или немца. В нем бродил тот же дух авантюризма, что и в Исленьеве. Они сошлись. Вскоре патрон посоветовал Исленьеву перебраться из Кракова во Францию. Он ни на чем не настаивал, но его рекомендации исполнялись беспрекословно. «У тебя есть помощники, Петр?» – как-то спросил он. «Да, – не осмелился солгать Исленьев. – Двое». «Избавься от них!» «Как? Убить? Нет… на такое я не подписывался… Я не могу!» «Ты воевал, был в банде…» Исленьев не рассказывал Вацлаву о себе. Откуда тот все про него знает? «На войне я убивал врагов…» «Эти двое – не друзья тебе!» Патрон был прав. Сообщники Исленьеву попались случайные и все чаще роптали, недовольные своим положением. Им хотелось бросить опасный промысел и махнуть на морское побережье… тратить деньги, целовать женщин, пить вино, предаваться приятной лени. Европа вступила в эпоху роскоши. Дамы сбросили корсеты, укоротили юбки и волосы. Они курили сигареты с длинными мундштуками, носили прозрачные шелковые чулки, маленькие шляпки и часики с бриллиантами. Мода стала смелой, экстравагантной. В людях проснулась тяга к путешествиям. Океанские лайнеры украшали, словно царские дворцы. Богатство безумствовало, бедность молчала. «Тебе лучше действовать в одиночку, – обронил Вацлав. – Попробуй. Ты оценишь мой совет». Исленьев прислушался к патрону. И не пожалел. Он отпустил своих сообщников на все четыре стороны и ощутил себя свободным и полным сил. Теперь у них – свой путь, а у него – свой. Не то чтобы Исленьеву не хватало денег. Его увлекала трудность задачи. Он любил поломать голову и придумать хитрую комбинацию, которая принесет удачу. Корысть отступила, на смену обогащению пришла иная страсть. Если бы Исленьева спросили, зачем он совершает ограбления, ответ был бы прост. Это развлекает его. У него появилась вредная привычка. Кто-то не может отказаться от табака или абсента, кто-то от рулетки… а он не способен жить пресно, обыденно. Чувство опасности, риск возбуждают его гораздо сильнее, чем секс. Впрочем, сексу он тоже отдает должное. Сделав круг, мысли Исленьева – или Росси, как он именовал себя, – вернулись к Клод. Таинственная и неуловимая, словно лунный свет, она обманывала его даже во сне. – Ты обещала мне удачу, – вслух вымолвил он, как будто Клод могла услышать его. «Я напомнила тебе о цене… – прошептала она. – Ложись спать, милый! Черная Луна вступает в силу этой ночью…» * * * Москва. Наше время Морозов не мог отказать Тоне в очередной встрече. Она сильно изменилась. Он смотрел на нее сквозь призму воспоминаний о первой любви, и этот взгляд отзывался в его душе тоскливой болью. Это была совсем не та юная, гибкая и свежая синеглазая девушка, которая сводила его с ума, с которой он познал первые любовные радости. Напротив него сидела отяжелевшая, стареющая матрона с крашенными в рыжий цвет волосами и отекшим лицом. Не верилось, что когда-то у него захватывало дыхание и замирало сердце от прикосновения к ее руке и по телу пробегал электрический разряд. А потом… бытовые неурядицы, безденежье и ссоры выхолостили трепетное романтическое чувство. Двое безумно, как им казалось, влюбленных разошлись на долгие двадцать девять лет. Морозов женился, а Кравцова так и осталась одна. Он почти забыл о ней, а она не напоминала о себе. Скрыла рождение ребенка. – Неужели ты не нашла достойного человека? – удивился он, когда услышал ее короткую исповедь. – Лучше тебя? Нет… А ты как? Любишь свою жену? – Леру? Люблю, – вырвалось у Николая Степановича раньше, чем он успел подумать. Он тут же засомневался в своих словах. Ведь с Лерой у него не было той сладости, того неистовства, которые делила с ним Тоня. – Тебя не узнать, – улыбнулся он. – Постарела? Жизнь у меня не сахар, – без обиды кивнула она. – Одна дочку поднимала. Да и работа не из легких. Я ведь повар. Целый день в пару, в чаду, среди раскаленных плит и духовок, кипятка, неподъемных кастрюль. А куда деваться-то? Дочку кормить надо было, одевать, учить… – Почему ты молчала? Я бы помог деньгами. – Я вычеркнула тебя из своей жизни, Коля. Прости… – смутилась Кравцова. – Говорят, гордость – смертный грех. Наверное, так и есть. Грешна я перед Богом, вот он меня и наказывает. Их первое после разлуки свидание в кафе «Попугай» прошло как в угаре. Говорили только о Марианне, о том, как помочь ей выпутаться из ужасного положения. «Я боюсь, что ее…» «Посадят? – с ужасом вымолвил Морозов то, что не решалась произнести Антонида Витальевна. – Успокойся. Я уже принял меры. Я не допущу, чтобы моя… наша дочь оказалась в тюрьме. Ни в коем случае!» «Как мне хочется тебе верить…» В ее словах проскользнул намек: один раз, мол, ты уже обманул. Хоть во второй не подведи. Краска бросилась в лицо Морозову. Он отвел глаза и отрывисто вымолвил: «Я ничего тебе не обещал, Тоня!» «Кроме любви. Помнишь свои клятвы? Помнишь, как мы целовались в темноте комнаты, а за стеной готовились к зачету студенты? Как скрипела кровать, а ты уверял меня, что никто ничего не слышит?..» Она не упрекала его. Просто говорила о наболевшем. Молодость миновала, сердечная рана зарубцевалась. Все проходит. Морозов ощутил себя предателем и устыдился своего цветущего вида, дорогой одежды. «Вот, возьми…» – он суетливо протянул ей конверт с деньгами. |