Онлайн книга «Портрет кавалера в голубом камзоле»
|
Он обвел взглядом восточную комнату, где все располагало к праздной неге, и вымолвил: – Агафон слыл колдуном! Его жилище смахивает на пещеру Али-Бабы и наверняка напичкано атрибутами черного мага. Ты позволила вещам воздействовать на себя. Вещи хранят память о своих хозяевах… особенно разные ритуальные штуковины. – Для телохранителя ты неплохо подкован, – усмехнулась Глория. – Чем еще можешь похвастаться? В смысле ассоциаций… Лавров почесал затылок, совсем как обескураженный мальчишка. – У меня паршиво развито ассоциативное мышление. Сдаюсь! – Он комично поднял руки ладонями вперед. – Направь мое внимание в нужное русло. – Вместе с Клеопатрой умерли и ее верные служанки. – Ну… – Это еще не все. Прасковья Жемчугова тоже умерла… – Две покойницы на сцене… значит, жди третьей наяву! – эхом подхватил Лавров. – Так говорила горбатая «вещунья». – Правильно. Смерть Прасковьи Жемчуговой вызвала волну самоубийств среди актрис Шереметевского театра. Молодые женщины начали топиться в Останкинских прудах. Одна за другой. – Откуда ты знаешь? – Сорока на хвосте принесла. – Я забыл, что ты не только врач, но и провидица! – Зря иронизируешь. Лучше бы поинтересовался у людей, что они думают об «останкинской вещунье». – Я, пока сидел с работниками театра в преддверии дознания, всякого наслушался. И про «вещунью» в том числе. Оказывается, Жемчужная поделилась с гримершей, что недавно видела старуху с клюкой. Та и разболтала всем. Большинство склоняется к мнению, что у ведущей актрисы перед смертью крыша поехала. – Кто сильнее других ненавидит погибшую? – Тамара Наримова, – без запинки выпалил начальник охраны. – Самая бойкая и терпеть не может Жемчужную. Раньше главные роли доставались ей, а с приходом соперницы она вынуждена была играть второстепенных героинь. Похоже, Наримова положила глаз на Зубова… а тот увлекся новенькой. – Зубов – это хозяин театра? – Да. И любовник Полины. Это не являлось секретом для труппы. Он впал в ступор, когда понял, что актриса мертва. Даже показаний не давал… – Наримова, конечно, все отрицает? – Естественно. В ее жилах течет южная кровь… она непомерно горда, амбициозна… неукротима как в любви, так и в гневе. Кстати, судя по разговорам театрального люда, горбатая старуха с белыми глазами вовсе не вымысел, а реальный призрак! Последнее словосочетание рассмешило Глорию. Лавров сначала нахмурился, потом сообразил, что ляпнул глупость, и тоже улыбнулся. – Ну да, смешно звучит, – кивнул он. – Помнишь пожар на Останкинской телебашне в 2000 году? По слухам, «вещунью» видел кто-то из журналистов перед тем, как башня загорелась. Старуха якобы бродила вокруг, махала клюкой и твердила: «Дымом, гарью пахнет…» Так что призрак являлся не только Жемчужной. О нем знали многие. И кто-то поддался соблазну выступить в его роли. – Может, к Полине подходил не переодетый и загримированный человек, а настоящая горбунья? – Я подозреваю Наримову. Они замолчали, думая каждый о своем. Лавров гадал, какую комнату отведет ему хозяйка и где спит Санта. На первом этаже или во времянке? Времянка во дворе была построена добротно и оборудована всеми удобствами. В отличие от Колбина, он здесь все осмотрел перед тем, как Глория решилась на переезд. Это входило в его обязанности. Угрюмый Санта молча сопровождал его, сложив руки на могучей груди и протяжно вздыхая. Перечить великан не смел, но не одобрял подобного неуместного любопытства. – Служанки Клеопатры… актрисы крепостного театра… – вымолвила Глория. – Я не хочу, чтобы еще кто-то погиб! Начальник охраны моргнул и ощутил холодок в груди. – Есть предпосылки? – выдавил он. – Все повторяется… Лавров вскочил и сделал круг по мягкому ворсистому ковру. За окном шел снег. Пожалуй, к утру проселок переметет. Удастся ли завтра выбраться из Черного Лога? – Ты меня пугаешь, – сказал он, останавливаясь напротив Глории. – Будут еще жертвы? Она огорченно всплеснула руками: – Если бы знать! Я вижу только… утопленника… вернее, утопленницу… – А лицо? Лицо можешь разглядеть? – Нет… Лавров угрожающе навис над ней, всем своим видом призывая осознать меру ответственности. – Мы имеем дело с маньяком? Глория растерянно дернула подбородком. Она не могла ответить на этот вопрос. – Скорее нет, чем да… – Что же его заставляет убивать? Зависть? Но Жемчужная уже мертва. Ревность? Зубов теперь свободен… – Не знаю! Не знаю! Сядь, пожалуйста… ты меня сбиваешь с мысли. Лавров послушно опустился на диван рядом с ней. Они оба свихнулись. Глория несет полную чушь, а он поддакивает… – Ты уверена, что актрисы бросались в пруд под воздействием смерти Прасковьи Жемчуговой? Может, все обстояло иначе? Граф потерял любимую женщину… охладел к театру. Труппу распустили, актеры остались неприкаянными, без работы, что и повергло их в депрессию. Отчаявшись, мужчины спивались, а женщины прыгали в пруд. С тех пор минуло двести лет! Я уже не говорю о Клеопатре… Глория его не слушала. – Кажется, месть тут ни при чем… и ревность тоже, – робко предположила она. – Всему виной страх… Глава 9
Останкино. XVI век. Дождавшись, когда Орн и его опричники ускачут на тракт встречать государево посольство, Юрий приказал своим людям перебить охрану и проникнуть в дом. Прислуга Сатиных, замордованная новыми хозяевами, не чинила препятствий. Двух пьяных стражей в черных кафтанах прикончили без шума. Старая ключница охотно провела боярина в покои Орна, где заперли Ольгу. – Истинно зверье бешеное! Нелюди! – причитала она. – Растерзали голубку чистую, яко коршуны. От ее криков сердце кровью обливается. А что сделаешь? Надысь Фролка, что за лошадьми ходит, косо поглядел… так Орн бердышем [16] махнул, да и снес ему головушку-то… самого на куски порубал, разбросал и не велел хоронить. Пусть-де собаки съедят, птицы склюют. Одно слово – нехристь! Юрий боялся думать о том, что ему предстоит увидеть. Молча застыл у дверей, пока старуха возилась с замком. Из покоев не доносилось ни звука, ни стона. – Боюсь я за тебя, боярин, – бормотала ключница. – Дядьку твоего уж и мучили, и позорили по-всякому. Мочи не было глядеть! И тебя не пощадят. |