Онлайн книга «Сельва умеет ждать»
|
Часовые, судорожно сжимая оружие, отошли поближе к костру. — Потерянная душа бродит, — сдавленно прошептал лопоухий юнец. — К кому пристанет, тот будет бессмертен и одинок. — Хуже не придумаешь, — откликнулся другой. — Говорила мне Великая Мать, — начал третий, — что… Договорить он не успел. — Молчать в дозоре, — прошипел Убийца Леопардов, приподнимаясь на локте. Юнцы притихли. — Это ккукка. Ясно, салаги? Часовые облегченно завздыхали. Усомниться никому не пришло в вихрастую голову. Как сказал сержант, так и есть. А птица-вдова — это не страшно. Наоборот, интересно. Мало кто видел чащоб-ноедиво… Еще один крик, уже никого не пугающий. — Достойного жениха ищет, — сообщил ушастый. — Кого изберет, тот не будет знать бед… — Лучшего не пожелаешь, — отозвался второй. — Говорила мне Великая Мать, — начал третий, — что… Шпок! Крохотный камешек, вылетев из-под накидки сержанта, глухо щелкнул говоруна по лбу, и бедолага обмер, разинув рот. — Убью, — задушевно улыбаясь, пообещал H'xapo. И сделалось тихо. Только легкое потрескивание веток в костерке, пофыркивание стреноженных нуулов да негромкое сопение спящих людей изредка вплетались в безмолвную песню ночи… Дмитрий не спал. Сидел, обхватив руками колени. Не отрываясь, глядел в ровное пламя костерка. У ног его свернулся калачиком худенький двали, изредка жалобно вскрикивающий во сне. — Тс-с-с… Все хорошо, малыш… Заворочался, блаженно улыбнулся. — Спи… За пять дней похода Гдлами осунулась, вокруг глаз легли темные круги. Неудивительно. Военная Тропа выпивает силы без остатка даже у зрелого мужа, а ведь Вождь несет двойную ношу: она и воин, равный среди равных, и Удача отряда. Говорят старики, что и сам Дъямбъ'я г'ге Нхузи, могучий и выносливый, вернулся из первого похода на носилках… — Спи, малыш… Я здесь… Спит. Огонь несмело пробивается меж толстых чурок. Чужие холодные звезды висят над головой. Весь окружающий мир на удивление прост: звезды во мраке, костер в кольце тяжелой тени, шепот леса, раскрашенные воины с копьями, словно явившиеся со страниц любимых в детстве книжек… И тоскливый плач в ночи. Время остановилось, застыло. Смежаются веки. Бесшумно раздвинув перепутанные тьмою кусты, у костра присаживается Дед. Морщится. Похмыкивает, будто собираясь начать разговор. Но молчит. Рядом с ним двое. По левую руку — Гдламини, только не та, измученная, что дремлет у ног, а сияющая, ясноглазая, божественно прекрасная в белом свадебном платье. По правую — незнакомый широкоплечий воин. Мускулистые руки и грудь иссечены шрамами, вокруг шеи — тройное ожерелье из длинных, жутковатых на вид клыков и когтей. Спокойное лицо удивительно знакомо, хотя нгуаби мог бы поклясться, что видит воина впервые… Почему часовые молчат? Почему не поднимают тревогу?! Странно… Спи, малыш, я здесь, — негромко говорит Дед. Спи, сынок… Все хорошо… — кивает тесть. Спи, любимый, — улыбается Гдлами. Мрак. Тишина. Покой. И голос сержанта: — Пора, тхаонги! …Проснулись рано. Бритоголовый проводник постарался на совесть: даже Убийца Леопардов не отыскал бы лучшего места для засады, нежели этот неглубокий овражек, пологие склоны которого густо заросли бамбуком и мелким колючим кустарником, а к тропе подступали тяжелые надолбы валунов… За поворотом соорудили завал. Наконечники копий, ттаи и къяххи вымазали глиной, чтобы невзначай не выдали отблеском. Умеющие обращаться с гранатами получили по две штуки из трофеев, взятых в первой вылазке. Воины подходили к Вождю, преклонив колено, отдавали яркие тао-ттао — походные бусы и надевали тао-мг — бусы смерти. На юных лицах не было ни страха, ни тревоги. Чтя заветы предков, дгаадвали готовились к битве, как к свадебному пиру… Один за другим, по старшинству и заслугам: — Воин Ккимбо вва Нзули готов к битве, о Светлоликий! — Хой, Ккимбо! — Воин Сесе Секу T'Ma готов к битве, о Светлоликий! — Хой, Сесе Секу! — Воин Кансало Ут'ту-Укку готов к битве… — Хой, Кансало! — Воин Бомбоко гге Бомбоко готов… — Хой, Бомбоко! — Воин Манса Нген-Тали… Гдламини стоит, неестественно выпрямившись, полузакрыв глаза. Черты заострились, голос хрипл и по-мужски низок. Она сейчас не похожа на себя. Неудивительно! Накануне первой битвы устами Вождя говорит сам Светлоликий Тха-Онгуа, определяя судьбы мужчин, вставших на тропу войны. — Воин ТТатаури Мхлангу… — Хой, ТТатаури! Все. Прошел последний из рядовых. Теперь черед командиров. — Мвамби Мкиету Джамбо К'Клаха б'Дгахойемаро готов к битве, о Светлоликий! — Хой, мудрый Мкиету! — Ефрейтор Мгамба вва Ньякки б'Дгахойемаро готов к битве, о Светлоликий! — Хой, отважный Мгамба! — Сержант H'xapo Мдланга Мвинья б'Дгахойемаро готов к битве, о Светлоликий! — Хой, могучий H'xapo! Ну что ж, пора и тебе, земани. — Дгаангуаби Ггабья г'ге Мтзеле б'Дгаадгаайя готов к битве, о Светлоликий! Обжигающе горячие пальцы касаются затылка. Жаркая волна растекается по телу. — Хой, великий нгуаби! Вот и все. Мгновение тишины. А затем в отдалении захныкала птица-вдова. Парни М'куто заметили обоз. — Внимание, по местам, — тихо приказал Дмитрий. — Приготовиться! Время пошло! — Есть, сэр! Все важное обговорили с вечера. Теперь — ни спешки, ни лишних вопросов. Каждый знает свое место. Позиция Мгамбы — ближе к горловине оврага, у самого поворота, Дмитрий с отделением автоматчиков залег в центре; за хвост обоза отвечают три десятка отборных урюков сержанта. Залегли. Врылись в землю. Слились с прелой листвой. Вторично застонала ккукка, уже гораздо ближе. |