Онлайн книга «Великий Сатанг»
|
– Мы пришли, — гудит из-под маски, и бесстрастность голоса под стать неподвижному равнодушию личины. — Это не наша разборка, и масть не хотела вписываться в нее. Но духи нар сказали нам: не оставайтесь в стороне. Свои базары вы решите потом, сказали они, а сейчас пришло время масок и железа! Рывком он срывает с себя поддельное лицо. И люди, стоящие в строю — немногие, те, кому довелось повидать мир, — удивленно округляют рты. Это не кто иной, как сам Колян Глухой, владетель семи башен, берущий долю на общак с половины Поскота; даже паханы центра прислушиваются к слову его, а на толковищах нет такого, кто посмел бы сказать против. Раньше были. Теперь нет. Прозвище же Глухой получено им еще в юности, ибо и тогда уже был он глух к мольбам о пощаде. – Бля буду! — тяжелым кулаком бьет себя в грудь Колян, и в глазах его клубится дым терьяка, выкуренного паханом перед битвой. — Бля буду! Жуткая клятва хаз, выше которой нет ничего для людей, обитающих в башнях, впервые звучит здесь, под вольным небом степей и развалин. Впервые со дней дальних походов непобедимой кодлы Грозного Йошки. – Приказывай, начальник! Братва порвет пасть всякому, кто встал против зоны. Потому что катят не по делу и потому что это наша земля! – Земля-а-а! Земля-а! Я-а-а!.. — возвращается эхо. – Раздели конницу поровну и встаньте на флангах! — спокойно говорит Лебедь, и в глазах его вспыхивает торжество. Все оказалось проще простого. («Когда слепой увидит, а глухой услышит…») – Ждите! — говорит Лебедь людям Земли, пешим и конным. И, спешившись, идет в шатер под знаменем с белокрылой взмывающей ввысь птицей. Где уже заждался его тот, кого земляне прозвали демоном Жанхаром. И тот, одетый в комбинезон космолетчика гражданского флота, без знаков различий, обращает к нему близорукий, немного беспомощный взгляд, многократно увеличенный большими очками в тоненькой металлической оправе. – Уходите, Джанкарло! — говорит Лебедь гостю не зло, но категорично. — Уходите. Разговора не будет! – Помилуйте, Въяргдал Игоревич, — восклицает демон в комбинезоне, и лицо Лебедя передергивает короткая судорога — не воспоминаний, нет, но намек на них. — Да как же так можно! Я вам заявляю совершенно ответственно, если угодно, как искусствовед со стажем: без собранных здешними аборигенами экспонатов коллекция утрачивает полноту. А следовательно, и смысл! – Мне плевать на коллекцию, — коротко отвечает Лебедь. Его тяготит ненужное присутствие этого человека. И он повторяет уже гораздо жестче, чем в первый раз: – Уходите! Очки на крупном носу возмущенно вздрагивают. – Нет уж, позвольте! Я готов пойти и на компромисс… Давайте так, Въяргдал Игоревич!.. Он раскрывает пухлый блокнот и вчитывается в него, напряженно шевеля губами. – Ну-с, в принципе можно ведь и поладить. Не знаю, что уж вы там себе задумали, да и не хочу знать; возможно, вы просто сошли с ума, но дело не в том. А дело в том, что, на счастье, основные фонды уже собраны и отсортированы. Поэтому предлагаю… Пухлый палец поднимается вверх. – Вы: прекращаете устраивать диверсии и даете возможность спокойно заниматься погрузкой; далее: обеспечиваете нас нужным количеством рабочей силы; и наконец: отдаете мне экспонаты, привезенные из Киевского музея религий. Скажите на милость, к чему вашим… э-э… подданным иконы кисти Рублева, к примеру? Со своей стороны я возвращаюсь на Гедеон и докладываю дону Мигелю о вашей героической гибели. И живите себе здесь спокойно, если уж так нравится. Ну, по рукам?.. – Я сказал, Джанкарло, — устало качает головой Лебедь и опускается на циновку. — Разговора не будет! – Но вы понимаете, что в этом случае вашим хлеборобам придется иметь дело с людьми госпожи Минуллиной? — разводит руками Джанкарло. — А вы же знаете эту фанатичку… Лебедь усмехается: – Что ж, пусть попробуют. Ко мне пришли люди башен… – О, вот как?! Человек в очках заметно удивлен. И встревожен. Он на секунду задумывается. Затем аккуратно снимает очки и бережно протирает их. – Ну что ж, — говорит он совершенно спокойно, уже совсем иным тоном, без тени раздражения и запальчивости. — Я вижу, что договориться нам не удалось. Пусть так. Если вы забыли, что такое присяга, майор Нечитайло, позвольте напомнить вам еще кое о чем. Взгляните! Джанкарло протягивает Лебедю глянцево блестящие стереокарточки. Тот кидает небрежный взгляд и удивленно приподнимает брови. – Ну и что? Это пулеметы. Исчезнувшее оружие… – Так точно, — кивает человек в комбинезоне. — Исчезнувшее. А если я скажу вам, что два экземпляра этого исчезнувшего доставлены мною с Гедеона? По личному разрешению господина пожизненного Президента?.. Лебедь отвечает улыбкой. – Бред. Оружие непроизводимо в принципе. И добавляет то, чего никогда не мог понять сам, да и никто не мог, даже наставники в училище, когда пытались разъяснить курсантам, отчего любое, кроме холодного, оружие, будучи собранным, немедленно превращается в липкий порошок: – Этический индетерминизм. – Верно. — Джанкарло отвечает улыбкой на улыбку. — И про принцип, и про индетерминизм. Но вы ведь знаете, кажется, про опыты Рубина? Он работал одно время в лабораториях моего покойного батюшки. В том числе и над этой проблемой… Голос его становится приглушенно-доверительным. – И вы не представляете, майор, что может совершить всего только одна щепотка боэция, если добавить ее в сплав. Во всяком случае с этическим, как вы сказали, индетерминизмом она справляется без труда… Джанкарло саркастически пожимает плечами. Глаза его, лишенные очков, вовсе не так уж беспомощны, как казалось. – Не скрою, майор, серия была мизерна. Два экземпляра на всю Галактику. И оба здесь, со мною. Что скажете теперь? Лебедь приподнимает голову. На лице его уже нет улыбки. – Послушайте, господин эль-Шарафи… Он уже не называет человека в комбинезоне по имени. – Кто вы все-таки? Искусствовед? Или?.. Тон его враждебен. А ответ звучит по-прежнему спокойно и даже с холодноватым сочувствием: – Всего понемножку, майор. Отчасти то, отчасти это. В том числе и искусствовед. И смею вас заверить, весьма квалифицированный. Он дружески подмигивает. – Я не блефую, майор. Итак, ваш ответ? – Погодите. Не обращая внимания на гостя, Лебедь опускается наземь. Прикладывает ухо к квадрату травы, оставленному в центре шатра меж небрежно набросанных циновок. Вслушивается. А потом поднимается на ноги, и взор его светел. |