Книга Полигон смерти, страница 40 – Лев Пучков

Контролеры лузгали семечки, лениво переговаривались и наблюдали за миграцией товаров и людей. Было очень странно, почему они не останавливают мародерство. Безусловно, я могу ошибаться, не видя того, что творится внутри магазина: может быть, на самом деле никакого мародёрства нет, а просто идёт бойкая торговля и все прилежно платят…

Однако почему в таком случае люди берут всего так много, в буквальном смысле сколько могут утащить, и все такие возбуждённые и довольные? И зачем, чёрт подери, всех заставляют натягивать противогазы?! Вот это вообще совершенно непонятно…

Между тем в центре опять началась перестрелка. Слышны были неторопливые, этакие деловитые и расчётливые очереди и редкие хлопки гранат. Кому-то это может показаться диким, но вот эти звуки возобновившегося боя показались мне очень органичными и вполне соответствующими обстановке. Отключённый от света, тепла, воды и газа город, трупы на верёвках, мародёрствующие горожане, тропки, протоптанные на заснеженном шоссе, выстрелы и взрывы…

Никакого диссонанса, всё вполне созвучно.

А ещё в центре что-то хорошо горело, в той стороне был виден чёрный дым, густыми клубами расползающийся в разные стороны. И это меня тоже не удивляло.

Итак, надо было без остановки шлёпать дальше и наверняка всё бы обошлось.

Но, повторюсь, любопытство — страшная сила.

Мне остро захотелось узнать, что написано на картонках у трупов, и чуть менее остро (а я уже догадывался) — на повязках у контролёров.

Я не спеша пошел к гастроному.

Навстречу мне по хорошо утоптанной тропинке двигались тяжело гружённые граждане. Дважды меня обогнали спешащие граждане с пустыми мешками. Мародёрствующим не было до меня никакого дела, и я решил, что в этой деловитой суете никто не обратит на меня внимания.

Подошёл поближе, прочёл однообразные надписи на картонках: «ФСБ травит народ».

И всё, никаких комментариев, никаких уточнений. Где оно его травит, чем, в каких масштабах, почему этим троим несчастным повесили такие таблички на грудь — ничего не ясно.

На повязках у контролёров, как и ожидалось, были вот такие буковки: «ДНД».

Ага, понял. Получается, сознательные Никиты и иже с ними пытаются создать некие очаги самоуправления…

Или просто сбиваются в банды.

Непонятно только, почему они не снимают повешенных. Судя по тому, что я видел ночью, это явно не их работа, так что могли бы и снять, зачем зря пугать народ?

— Эй, ты!

Это мне, что ли?

— Да-да, ты! Иди сюда!

Точно, мне: все контролёры как один дружно смотрят в мою сторону.

Я замер, пытаясь по-быстрому прокачать обстановку и принять верное решение.

Сейчас подойду, спросят, кто таков и чего здесь делаю.

Здесь меня никто не знает, надо будет показывать документы и ссылаться на Нинель. Или, для авторитетности, на Гордеева.

И тут меня прошиб холодный пот.

Нет, не потому, что в одном дворе меня приняли за «курка» и готовы были стрелять, а по гораздо более страшной причине.

Минуточку, пингвин ты наш примороженный…

Какие документы, какой Гордеев?!

Вон там болтаются в петлях трое чекистов. Нет, для меня не факт, что это именно представители власти, но лица повешенных открыты, а снующий мимо народ не задаёт вопросов и не ропщет, значит, резонно предположить, что это действительно местные сотрудники ФСБ и люди их знают.

— Ты глухой, что ли? — недовольно прикрикнул на меня один из контролёров. — Подходи, мы не кусаемся!

В этот момент ближнего ко мне повешенного лёгким порывом ветра развернуло в мою сторону, и я с ужасом угадал в искажённом предсмертной мукой синюшном профиле знакомые черты.

Это был старший нашего сопровождения, тот самый, что вчера вечером вдумчиво инструктировал меня в машине у мэрии.

Сердечко моё ёкнуло и оборвалось в пучины организма — я вскрикнул, развернулся и бросился бежать.

* * *

— Держи козла! — надсадно орал кто-то из дружинников позади меня. — Держи козла!!!

Спасибо мародёрам, всепобеждающим мародёрским инстинктам, сугробам и неширокой тропинке.

Людей было немало, все они плотно маячили на линии огня, так что вряд ли кто станет стрелять в меня от гастронома, тут запросто можно попасть в кого-то постороннего. При наличии расчищенного асфальта люди перемещались бы россыпью, тогда дружинники могли бы развлечься охотничьей забавой в формате «подстрели петляющего зайца, не испортив хозяйской капусты», шансов у них было бы намного больше.

— Лови его!!!

Ловить меня никто не спешил.

Попутные торопились домой, побыстрее дотащить награбленное, встречные вдвойне поспешали с пустыми мешками, их целеустремленные силуэты излучали отчётливо уловимый ментальный сигнал «хочу быстрее попасть в гастроном, это главное, на всё остальное наплевать!».

— Эй, аккуратнее, у меня тут банки!

Да и непонятно было, с какого перепугу, вообще, меня ловить. Вопли про «держи козла» и «лови его» не несли никакой информационной нагрузки: зачем ловить, почему убегает, кто таков — ничего не понятно.

— Дер-ржи козла!!!

Итак, за мной гнались четверо дружинников и заметно отставали, с каждой секундой я неумолимо увеличивал разрыв. Я одет не в пример легче их и бегаю как… как конь, пожалуй, поскольку большую часть всей моей боевой подготовки составляет именно изнурительный бег в различных режимах.

— А чего ловят-то?

— Да хрен его знает. Видать, что-то не поделили…

Бежал хорошо, уверенно, ловко огибая попадавшихся по пути мародёров, которые даже теснились в сторону, давая мне дорогу (а ведь одна грамотная подножка — и конец путешествию!), при этом умудрялся почти не сбавлять темп во время манёвров и чётко контролировал обстановку. Впереди перекрёсток, вон он, я его вижу, там ожидается некое подобие оперативного простора, можно будет куда-нибудь свернуть.

Добежав до перекрёстка, буквально на секунду притормозил, чтобы оглядеться и оценить объём работы.

Перпендикулярная улица раза в два шире Вавилова, по всей видимости, это и есть тот самый проспект Ломоносова, по которому мне предстоит пройти почти половину всего маршрута.

По Вавилова, с той стороны проспекта, навстречу мне поспешала троица крепких мужчин, одетых примерно так же, как и дружинники, но без повязок и без стволов.

И вдруг кто-то из моих преследователей злобно крикнул, на манер загнанной собаки, задыхаясь и хрипя:

— Лёха, держи его! Это «курок»!!!

В отличие от прочих мародёров, троица через проспект откликнулась на зов дружинника и тотчас же расступилась, преграждая мне путь. Один выдернул из-за пазухи топор, второй — монтировку, насколько я успел рассмотреть, у третьего в руках тоже сверкнул какой-то металл.