Онлайн книга «Триумфатор»
|
– …в смысле – «зачем»? До кладбища три часа езды – всяко-разно успеете… Да не, мы с ним все перетерли… Просто ты меня тоже пойми… Что значит – «уже не надо»? Как так «не надо»?! Погоди… Что передать? Не, ты погоди… Вор с недоумением посмотрел на мобильный и развел руками. – По-моему, твой начальник уже конкретно угашенный. Говорит – «уже не надо». Передал, чтобы ты падал, – и отключился. Ты че-нить понял, нет? Что значит – «падал»? – Нет, не понял, – пробормотал я, не отрывая взгляда от успевших добраться до правой оконечности моста огоньков. – То есть… надеяться мне больше не на что? – Да ты не ссы, я позвоню еще, как вы поедете, – несолидно заторопился вор. – Давай на всякий случай, кому еще можно позвонить. Мобила где? – У Жоры. Давайте, я лучше продиктую… – Не, уже некогда. – Вор кивнул водиле: – Свет погаси… Жора подъедет, я гляну. Кому там? – Виталий и Витя – без разницы. Оба железно не подведут. Как раз все последние звонки – с ними. А это… эмм… – Ну?! – А вдруг Жора не подъедет? – Да куда он денется! Ну – щас не подъедет, может, чуть попозже… – А вон они, – водила, послушно погасивший свет в салоне, кивнул на зеркало заднего вида. – Летят, как в попу ужаленные, – чуют, что проворовались. – Точно они? – усомнился вор, подслеповато щурясь в зеркало на приближающийся сзади свет фар. – Да их «газелюха», – уверенно заключил водила. – Больше некому. – Ну вот, а ты боялся, – Прохор не к месту хмыкнул и полез наружу. – Держись мужиком – все будет ништяк… Грузинский кортеж встал метрах в десяти спереди, на нашей обочине. Из первой и последней машин высадились шестеро хлопцев и быстренько изобразили на дороге некое подобие оцепления. Спустя пару секунд из второй машины вышли двое и неспешно направились к нам. Багровая полоска на западе была тонкой, как нить, закатный полумрак обещал в ближайшие минуты стать полноценной непроглядной теменью, да и стекло мешало, и я не мог как следует рассмотреть лица своих палачей. Зачем мне их лица? Да нет, я понимаю, что все это глупости… Но в тот момент я почему-то отчаянно надеялся, что это будут благородные грузинские «князья» старой школы – сдержанные и рассудительные. Тогда можно было бы рассчитывать, что они с мудрой скорбью посмотрят мне в глаза, скажут: «Мальчик, ты совершил глупость – и теперь умрешь», – и до самого кладбища ко мне больше никто не прикоснется. Ой как хотелось мне этого! Я в душе молил: «Господи, ты же у нас с грузинами один, общий, так сделай же последнее одолжение тупому оперу, не дай вкусить адской боли заживо…» Потому что если это вовсе не «князья», а такие же подонки, как Зураб, они прямо с ходу начнут рвать меня на части. И будет этот процесс долгим и мучительным… Вор встретил грузин в паре метров от бампера – видимо, следуя какому-то неведомому мне протоколу, пожал обоим руки и хрипловато скомандовал: – Выводи! Правый крепыш открыл дверцу, вышел и, ухватив меня за руку, поволок наружу. Левый пихал сзади: я вдруг, неожиданно даже для себя, уперся, растопырился и не желал покидать такой уютный и безопасный салон. Мама, роди меня обратно – не хотелось мне наружу и все тут! – Ну, че ты дуркуешь? – натужно шипел правый, пытаясь выволочь меня из салона. – Вылазь, нах, а то питзить бум! – Да давай же, вылезай, мля! – нервно подбадривал левый, пихая меня в спину. – Ну держись же ты мужиком, не позорься, мля… В этот момент «Газель» добралась до нас и встала на правой обочине, вровень с воровским «мерсом». Прохору такое нарушение субординации не понравилось – мгновенно выпадая из протокола, он раздраженно прикрикнул: – Ну, и че ты вылез?! А ну, бегом сдал назад! А мне вдруг в голову стукнуло: там же Жора! Надо спросить, мой телефон у него или оставил в усадьбе? Если оставил, плохи мои дела – пока вернутся, пройдет время, и время это сейчас работает против меня. Если телефон у него с собой, шансов побольше – как отъедем, даст Прохору, он позвонит – укуренный Собакин (обдолбанный, бухой, короче – не в себе, судя по последнему разговору с вором), может, придет в себя и примет правильное решение. Или «близнецам» позвонит… С этой мыслью я слегка расслабился и дал выволочь себя наружу. Вопреки распоряжению вора, «Газель» осталась на месте, а экипаж ее стремительно спешился: спереди и сзади возникли фигуры в знакомых спортивных костюмах, водительская дверь распахнулась, выпустила наружу товарища в Жориной ветровке, который зачем-то пятился задом и не спешил к нам поворачиваться, и вновь захлопнулась. Стекло дверного окна медленно поехало вниз. Почему «товарища»? Да потому что он стал приземистее и в два раза здоровее с того момента, как я его в последний раз видел! – Жора – мой телефон у тебя?! Товарищ в Жориной ветровке шагнул вправо и повернулся к нам лицом – в руках у него был автомат. Стекло дверного окна встало в нижнем положении… и наружу высунулся пламегаситель пулемета. Вот же еппер ты мой поппер… У меня что, бред?! Это же Разуваев!!! – Падай, – тихо скомандовал Разуваев, мгновенно выводя ствол автомата в горизонт и припадая на колено. – Че за еп… – Крепыши разом отпустили меня и полезли за пазухи. – Падай! – рявкнул Разуваев, направляя ствол на левого крепыша и вскидывая левую руку вверх. Понял! Я рухнул, где стоял, и уткнулся носом в землю. – Та-та-та-та-та!!! Пулемет радостно выдал длиннющую сочную очередь – казалось, ей конца не будет. Когда он все же стих, пространство вокруг меня наполнилось специфическими запахами, звуками и движениями. Справа, совсем рядом, кто-то надсадно кряхтел – покореженный пулеметной очередью слух не сразу разобрал, что это такое, казалось, что скребут ногтями по ржавому листу железа. Слева, чуть подальше, упруго и негромко взлаивали экономные автоматные очереди, на фоне которых кто-то по-звериному выл, заходясь от боли и ярости. Остро воняло пороховой гарью – немного подзабытый, но такой знакомый запах, исключающий какие-либо иные объяснения происходящего… Осторожно приподняв голову, я осмотрелся. Правый крепыш агонизировал: булькал кровавыми пузырями, всхрапывая и словно пытаясь сдуть с подбородка надоедливую муху. Левый не подавал признаков жизни. У грузинских машин деловито сновали фигуры в спортивных костюмах. Звериный вой длился недолго: после глухого шлепка он оборвался на самой высокой ноте, и на дороге стало тихо. |