Книга Кровник, страница 17 – Лев Пучков

Женщина была на месте и, судя по ровному дыханию, в данный момент проблем в психофизиологическом плане у нее не было. Очень хорошо. Теперь мне оставалось лишь забраться в комнату, разбудить эту чеченку и поболтать с ней. Всего-то делов.

Я тяжело вздохнул и криво ухмыльнулся: надежды на то, что молодая женщина знает кого-либо из запечатленных на моей фотографии, почти не было. Хотя Чечня и большая деревня, это вовсе не значит, что в каждом селе любого «духа» все знают в лицо. Еще слабее надежда на то, что чеченка согласится мне помочь. Она вообще может получить разрыв сердца от страха или наделать много шума. Я опять вздохнул и потер вспотевшие ладони. Конечно, это крайне идиотская затея — ломиться среди ночи в окно к женщине, воспитанной на горских обычаях, и пытаться что-то от нее добиться. Однако я не мог ходить и спрашивать вкрадчивым голосом всех подряд: а не знаете ли вы кого из тех, что у меня на снимке? Семафорная почта в горах работает как часы, — уже на следующий день, ближе к вечеру, приперлись бы бородатые ребята в красивых зеленых беретах и начали бы тыкать меня раскаленными шампурами, ненавязчиво спрашивая: «А с какой целью интересуешься, хороший ты наш?» Я предполагаю, что процедура сия отнюдь не безболезненна и потому не стану размахивать фотографией перед всеми подряд. Эта женщина — мой единственный шанс. Если я не ошибаюсь, никто из соплеменников не знает, что ее изнасиловал «лицедей», а сама она об этом вряд ли кому скажет. Да, это шантаж. Это подло и низко, но я вынужден этим воспользоваться. Если же я ошибаюсь, мне придется ее убить…

В форточку я забирался минут пять, по сантиметру продвигая тело вперед и настороженно прислушиваясь к ровному дыханию спящей женщины. Очень хорошо, что в селе все ложатся спать на закате: дизели есть лишь у избранных, а даже если и имеются, люди предпочитают засыпать пораньше и вставать чуть свет — таков уклад. Спи, моя радость, спи — я сам тебя разбужу.

Благополучно спустившись на пол, я на ощупь исследовал интерьер и такового не обнаружил — в комнате имелся лишь широченный матрац, на котором лежала чеченка, прижав к себе безмятежно посапывающего ребенка. Еще я обнаружил, что дверь в комнату плотно закрыта, и слегка порадовался этому обстоятельству.

Очень медленно разогнув руку женщины, я аккуратно отодвинул ребенка в сторону и тихонько положил свою ладонь на лицо чеченки, прикрыв ей рот. Женщина начала сонно шевелиться и что-то замычала — я прошептал ей на ухо по-чеченски:

— Проснись! Проснись! Тихо, если ты закричишь, я убью твоего ребенка! — И приготовился навалиться на нее, чтобы лишить возможности активно двигаться. Реакция могла быть самая непредсказуемая: горские женщины делятся на две категории. Одни тупые и необузданные, они могут по любому поводу удариться в истерику с дикими криками и рваньем волос из разных мест, а другие забитые и покорные, безропотно сносящие любые удары судьбы. Вздрогнув всем телом, женщина попыталась приподняться и замерла, ощутив на своем лице тяжесть моей руки. Уфффф! Я облегченно вздохнул и некоторое время тихо шептал слова успокоения — те, что знал на чеченском.

Спустя полминуты я решил, что женщина окончательно проснулась, и сообщил ей:

— Я тебя пальцем не трону. Мне нужно лишь кое о чем спросить тебя. Потом я уйду тихо-тихо, и никто об этом не узнает. Очень прошу: веди себя прилично. В противном случае мне придется тебя убить, хотя я очень не хотел бы этого делать…

Осторожно ощупав мое лицо пальцами, чеченка слегка ударила по руке, закрывающей ей рот. Я убрал руку, и она шепотом спросила:

— Ты русский разведчик, да?

В голосе ее, как ни странно, я уловил скорее любопытство, нежели страх.

— Ну вот, здрасьте! Откуда ты взяла, что я русский разведчик? — удивился я. — Я что, плохо говорю по-чеченски?

— Ты говоришь по-нашему, как русский, — сообщила мне женщина. — Так что — ты русский?

— Вспомни август прошлого года, — не стал отпираться я. — Вспомнила? Я тот самый тип, что спас тебя от насилия. Ну? Женщина резко села и отпрянула — я рванулся было уложить ее на место, но она осторожно удержала мои руки и прошептала:

— Не бойся! Я не буду шуметь. У тебя есть фонарик? Хотелось бы посмотреть на твое лицо.

Я автоматически отметил, что она перешла на русский и владеет им довольно неплохо для сельской жительницы, немного подумал и, достав из сумки китайский фонарик, осветил свое лицо.

— Да, это ты… — женщина вздохнула. — Я… Я запомнила твои глаза тогда, когда ты оторвал от меня этого… Ну, его. Ты тогда бьы похож на зверя — думала, что убьешь… Кстати, кому ты рассказал обо мне?

— Я и есть зверь, — согласился я. — А о том, что произошло, я никому не рассказывал и трепать об этом не собираюсь.

— Спасибо тебе, — прошептала женщина и, внезапно схватив мою кисть, вдруг поцеловала ее.

— Ну, вот еще! Не за что, — я смущенно отдернул руку — отчего-то обстановка допроса мне не нравилась — голос у чеченки был мягкий и нежный, темнота, шепот с придыханиями… Ха! Эротичная какая-то обстановка. Так дело не пойдет. — Работа у нас такая — всех спасать, кто под руку попадется, — нарочито грубо проворчал я.

— Что ты хочешь? — после недолгой паузы поинтересовалась чеченка.

Я осветил ее лицо фонариком — да, у «лицедеев» губа не дура: эта дама очень даже ничего. Тьфу! Опять не туда понесло!

— Почему ты одна? — строго спросил я. — Где твой муж?

— Мой муж воюет, — спокойно ответила женщина. — Он — командир отряда, который располагается недалеко от Хатоя. Зовут его Вахид Музаев.

— О! — Я удивленно присвистнул. — Однако… А как получилось, что он тебя бросил на произвол судьбы? Вон, в прошлом году бандиты напали на ваше село, и вам тоже досталось, а если бы охрана какая была, может, и не было бы ничего…

— Я живу у родителей мужа, — пояснила женщина. — И я здесь в безопасности. Никто не посмеет меня пальцем тронуть, все знают — чья жена. А то, что было в прошлом августе, — в этом уже разобрались. Это случайность. Правда, до сих пор неизвестно, точно ли это люди Умаева, доказательств ведь нет, а слова неверного не являются основанием для начала кровной мести.

— Я в гробу видал такие случайности! — высказал я свое мнение и поинтересовался:

— Неверный — это я?

— Ты или твои люди, — ответила женщина. — Кто-то из вас сказал, что бандиты — люди Умаева.

— Ясненько, — я достал из кармана фото и осветил его фонариком. — Ваши боевики похитили мою жену — это было на территории России, за пределами Чечни. Я ее ищу. Посмотри — может быть, ты знаешь кого-нибудь из этих людей?

Женщина некоторое время вглядывалась в лица на снимке, затем спросила:

— Давно украли твою жену? — И в голосе ее я уловил неподдельное сочувствие — какие-то материнские нотки даже, будто родной человек спрашивал.

— Уже больше недели, — ответил я. — Да, восемь дней прошло. Впрочем, это не так важно. Ты узнала кого-нибудь?