Книга Состояние аффекта, страница 36 – Ева Львова

– Как же я могу быть в этом уверена, если я опознала обезображенный труп только по приметной родинке на правом предплечье, да и та была вся покрыта синяком, – с сомнением в голосе проговорила бабушка. – А почему ты спрашиваешь? Тебе что-то известно про Веру?

– Да нет, это я так, – дала я задний ход, чувствуя, что захожу слишком далеко.

– А я уж было подумала…

– Ты, наверное, ненавидишь Леву? – малодушно перевела я разговор на безопасную тему.

– Почему же? Он милый мальчик, я на него не сержусь, – тоскливо проговорила бабушка. – Вера была непростой девочкой, жить с ней мог только святой, и Лева, безусловно, был именно таким. Но требовать от Левы, чтобы он кинул к Вериным ногам всю свою жизнь – это по меньшей мере несправедливо.

Я собралась с духом и выпалила:

– Бабушка, ко мне приезжал отец, он живет в Израиле и зовет меня к себе. Как ты думаешь, стоит мне поехать?

Бабушка даже отложила вилку, так она удивилась моему вопросу.

– Господи, Агата, ты еще спрашиваешь, – сердито воскликнула она. – Конечно же езжай! Лева в Израиле? Боже мой! Лева жив! Подумать только! И как он там? Чем занимается?

– У него своя клиника искусственного оплодотворения, похоже, он состоятельный человек, – проговорила я, так и не решившись рассказать про маму. Про себя я решила, что открою бабушке все карты сразу же после того, как лично переговорю с Верой Рудь. Теперь же я осторожно спросила:

– Слушай, ба, а если я поеду, как ты думаешь, что скажет дед?

– Дед? При чем здесь дед? Ты – это ты, и твоя жизнь – это твое личное дело, – сердито отозвалась бабушка.

– Отец опасается, что дед приставил следить за ним Николая Жакетова, – проговорила я, наблюдая за реакцией родственницы.

– С Жакетовым я сама разберусь, – властно сказала бабушка. – Он звонил тут на днях, хотел получить у Владлена какое-то разрешение, я просила его перезвонить в понедельник. Когда объявится, я уж найду что ему сказать.

– Ты правда считаешь, что я могу уехать к отцу? – не веря своим ушам, еще раз переспросила я.

– Конечно, милая! Я буду по тебе скучать, но это ничего не значит, твое счастье важнее всего. А ты точно уверена, что этот человек – Лева?

– Он показал мне паспорт и дал вот это.

Я вынула из кармана и протянула бабушке маленькую, размером с мизинец, обезьянку, потешно зажавшую ладонями рот. Внимательно осмотрев фигурку со всех сторон, бабушка нежно сказала:

– Это действительно сделал Левушка, только он умеет так мастерски лепить из хлеба. И все-таки мне страшно отпускать тебя одну. Может, возьмешь с собой Бориса?

– А он и так уже в Тель-Авиве, получает в наследство ресторан, – весело сказала я, радуясь предстоящей встрече с приятелем.

– Вот и отлично, тогда я за тебя совершенно спокойна. Ты же моя любимая девочка, роднее тебя у меня никого нет!

– Я тоже тебя люблю, – шмыгнула я носом.

Допив вино и доев рагу, мы разошлись по комнатам, и я сразу же набрала номер Джуниора, надеясь обрадовать приятеля отличным известием. Борька не сразу снял трубку, а только после третьего звонка, что было нехорошим знаком.

– Боря, я тут подумала и решила приехать.

– Поздно, Адель, ты сделала свой выбор… – пропел Устинович-младший, копируя рок-звезду Князя, и у меня от его ледяного тона остановилось сердце.

– В каком смысле я сделала выбор? – потухшим голосом осведомилась я.

– В том смысле, что я женюсь на Зинаиде, – хрипло проговорил Джуниор. – Сегодня огласили завещание, из которого я узнал, что ресторан получаю вовсе не я, а тот добрый молодец, который женится на Зинаиде. Сначала дядя Моня хотел просто завещать ресторан своей любимице, но, понимая, что Зина не слишком адекватна, написал завещание в пользу ее мужа, читай – опекуна. Это непростая правовая коллизия, которую надо решить как можно скорее, поскольку такого человека пока что не имеется в природе. Семен вызвал меня, как единственного неженатого родственника, ибо ему очень обидно отдавать семейную ресторацию в чужие руки, ведь Зина готова выскочить замуж за первого встречного парня.

– И что же, ты ее любишь? – холодно осведомилась я, кусая губы.

– При чем здесь «любишь»? – обиделся Борис. – Я просто хочу получить ресторан, который уже неделю считаю своим.

– Но жить-то ты будешь не с рестораном, а с Зинаидой, – ехидно напомнила я.

– Подумаешь, какая важность! Зиночка очень даже ничего, когда молчит и не улыбается.

– Ну что же, желаю вам счастья, – изо всех сил стараясь скрыть боль, пронизывающую все мое существо, проговорила я. – На свадьбу пригласишь?

– А как же, ты же моя лучшая подруга, – беззаботно откликнулся Борис. – Записывай адрес и дату.

– Скинь эсэмэской, ручку долго искать, – щипая себя за ляжку, чтобы не зареветь от обиды, весело проговорила я и трясущейся рукой нажала на отбой.

Теперь-то уж я точно поеду в Израиль, хотя бы только для того, чтобы посмотреть, на кого Джуниор променял своих лучших друзей!

* * *

Тель-Авив встретил меня невыносимой жарой, белесым небом и яркими красками летних нарядов, цветами, выделяющимися на выжженной земле. О том, что я отправилась в Израиль, знала только бабушка, которая провожала меня в аэропорт. На работе я взяла недельный отпуск, сказавшись больной, а отцу решила позвонить лишь после того, как навещу кудрявого друга и взгляну на его избранницу. Я хотела убедиться, что отвергнутые Борисом друзья намного красивее и сексуальнее прилагающейся к ресторану невесты.

Улыбчивый таксист, перехвативший меня на выходе из аэропорта Бен-Гурион, не сразу повез по названному адресу, сначала он настойчиво хотел доставить меня в протежируемые им заведения «Магадан» и «Хванчкара». Но я настояла на «Монро», и коррумпированному работнику гудка и баранки ничего не оставалось, как выполнить мою настоятельную просьбу. Дорогой я поглядывала в окно, отмечая, что пейзаж больше всего походит на Крым – скалистые низкие горы и пыльная зелень. Даже удивительно, как этот крохотный кусочек песчаной суши ухитряется производить тонны сельхозпродукции и экспортировать в плодородную Россию картофель, томаты и клубнику?

Так и не решив загадку успеха израильского земледелия, я стала рисовать себе картины нашей встречи, одну живописнее другой. Я представляла, как я внезапно появлюсь в ресторане и как изумленный кудрявый друг на это отреагирует. Вот я вхожу в зал, и головы всех мужчин как по команде поворачиваются в мою сторону. Восхищенные взгляды провожают меня до столика, я усаживаюсь на стул, закидываю ногу на ногу и сквозь прищуренные ресницы окидываю зал независимым взглядом в поисках Бориса. Борис спешит ко мне со всех ног, однако его перехватывает блондин скандинавского типа, сидящий в компании вертлявой девицы и пожилого господина с трубкой в зубах. Блондин сует Борьке пачку денег и что-то говорит ему на ухо, после чего Устинович-младший покорно уходит на кухню, откуда возвращается с бутылкой шампанского «Дом Периньон» в серебряном ведерке. Добравшись до моего столика, кудрявый друг цедит сквозь зубы: «Просили передать», срывает пробку и наливает пенящийся напиток в высокий хрустальный бокал, не решаясь поднять на меня глаза. Из-за кухонной двери выглядывает Зинаида, ревниво наблюдая за Устиновичем-младшим. Должно быть, она чувствует, что многолетняя дружба что-то да значит и просто так Бориса ей не получить.