Книга Крутые парни, страница 21 – Чарли Стелла

Павлик нахмурился:

– Я думал, такие вещи у них против правил.

– Да ладно! – отмахнулся Денафриа. – Вот первое, что замечаешь, отработав в отделе по борьбе с оргпреступностью какое-то время. Никакие правила не действуют, если только ты не занимаешь достаточно высокое положение и не придумываешь их сам. Но даже и тогда, рано или поздно, все законы и правила меняются на ходу. – Он вытянул из упаковки, лежащей на приборной панели, батончик «Кит-Кат». – В общем, Фаму приняли в семью пару лет назад. И он обхаживает по крайней мере двух спутниц жизни своих же собратьев-мафиози. Дичикко сейчас в тюрьме, в Элмайре. Во время его отсутствия Фама не меньше раза в неделю заглядывает к нему домой. А миссис Дичикко – настоящая красотка.

– Значит, мы тут шпионим за парочкой в пользу ее муженька? – спросил Павлик.

Денафриа показал на Фаму, трусящего по тротуару:

– Фама, с тех пор как приехал в Штаты, тесно дружит с Манджино. Можно сказать, он его лучший друг. Через него можно выяснить, где Манджино поселился. У себя на квартире его не было – по крайней мере, всю прошлую неделю он там не ночевал. Он где-то задерживается допоздна и не возвращается. Его родственники, по крайней мере, те, кто еще поддерживает с ним отношения, живут далеко, в Джерси. Попозже я хочу съездить в Джерси и потолковать с Лусией Гонсалес. Расспросить ее о полученных травмах. Но кроме того, нам важно выяснить, где прячется Манджино. На тот случай, если нам захочется его допросить.

– Я бы хотел его не только допросить, – заметил Павлик.

Денафриа закинул руки за голову.

– Если бы только удалось убедить ее подать в суд… Тогда, возможно, тебе и представится удобный случай, – протянул он, зевая.

– Ты особенно-то не надейся, – посоветовал Павлик.

– А я и не надеюсь, – ответил Денафриа.

– Он успел трахнуть тебя с утра? – спросил Джек Фама у Розмэри Дичикко.

В сорок два года миссис Дичикко была еще красивой женщиной. Высокая блондинка с пышным бюстом, гладкой белой кожей, длинными волосами и ярко-синими глазами. На ней был малиновый атласный халат и белые домашние туфли. В глубоком вырезе халата виднелась грудь.

Она глянула на часы.

– Перед тем, как принял душ, – сказала она устало.

Фама скорчил гримасу.

– Но сейчас почти полдень, – заметила миссис Дичикко, закуривая новую сигарету и оставляя на фильтре след помады. – Я как раз одевалась, когда услышала звонок, – добавила она.

Фама, смуглый кареглазый сицилиец атлетического сложения, раздраженно потер щетину.

– Эх, не повезло! – воскликнул он с итальянским акцентом. – Мне так не терпелось кинуть палку на завтрак. А теперь придется ждать.

Миссис Дичикко показала рукой наверх:

– У меня там еще одна душевая. Я буду чистой через десять минут.

Фама поморщился.

– Не надо! Мне не нужны объедки, – заявил он, показывая в сторону лестницы. – Иди и прими душ, а потом можешь отсосать у меня.

Миссис Дичикко зевнула.

– Ну, спасибо! – язвительно заявила она. – Жду не дождусь такого счастья.

– Иди! – велел Фама. – Мне надо поговорить с Джимми по делу. – Шлепнув ее по заду, он вышел в коридор.

– По нашим законам, нельзя трахать жен ребят из семьи, – напомнил Фама Джимми Манджино.

Они сидели в комнатке, оборудованной в подвале. Манджино сгорбился на кровати в одних трусах, натягивал носки.

– Она сама виновата, – заявил Манджино. – Готова трахаться со всеми, кто на нее посмотрит. Я никак не мог ее отшить.

Фама улыбнулся:

– А ведь классная баба, скажи, Джимми. Да или нет? Я иногда утешаю ее… раза два-три в неделю.

Манджино зевнул.

– Ты в лучшей форме, чем я. С тех пор как я вышел на волю, я и десяти раз не тренировался.

Фама присел на вторую снизу ступеньку лестницы.

– Если она тебе надоела, если хочешь отсюда съехать, я тебе помогу, – сказал он. – Я могу поселить тебя на какой-нибудь яхте, которая стоит на приколе в Милл-Бейсн или Хауэрд-Бич. Там, когда ты сделаешь дело, тебя примут в семью.

– Дай мне еще денек-другой, – попросил Манджино. – Отсюда удобно всюду ходить и ездить. А из Милл-Бейсн ведут всего две дороги.

– Ладно, – согласился Фама. Он подождал еще несколько минут, пока Манджино заканчивал одеваться.

Манджино застегнул «молнию» на брюках и показал наверх, за спину Фамы:

– Уверен, что со мной ничего не будет, когда ее муженек выйдет из тюряги? Тебе-то ничего не грозит, ты кровный родственник и все такое, а я – посторонний.

Фама отмахнулся.

– Он не выйдет на свободу еще семь лет, – успокоил он. – Если только его не сдаст кто-то из его же ребят и ему не прибавят срок.

– Да ведь слухи распространяются быстро, – возразил Манджино.

– Не парься, – посоветовал Фама. – По-твоему, только мы с тобой обхаживаем его женушку?

– Почему она такая? Я имею в виду – легко доступная.

– Когда Ронни с ней познакомился, она была танцовщицей, – сказал Фама.

Манджино недоверчиво покачал головой.

– Так мне говорили, – продолжал Фама. – На такой нельзя жениться, верно? Она – путана. Не умеет хранить верность. Она ничего не может с собой поделать.

Манджино вытянул из-под кровати обувную коробку, поставил ее на кровать и откинул крышку.

– Вот, выбирай, – предложил он, снимая сверху тряпку.

В коробке лежали четыре пистолета. Фама ткнул пальцем в один из них.

– Давай браунинг, – распорядился он.

Манджино вынул из коробки браунинг и «беретту». Браунинг он протянул Фаме, а «беретту» сунул себе за пояс.

– Ты уверен, что корейцы объявятся? – спросил Фама. – Вдруг их там не будет? Мне не хочется повсюду таскать с собой эту штуку.

Манджино поднял вверх палец:

– Если верить Юджину, у них должно быть много кокаина. Очень много. Посмотрим. А насчет времени… кто знает? Пока, до вечера, у меня еще две встречи, на которые я пойду один.

– У меня тоже встреча, которую нельзя пропустить. – Фама в досаде рубанул рукой воздух. – Джо Шарп требует отчета. Он боится, что ФБР прослушивает наши разговоры. Поэтому мы гуляем по променаду. Джо заставляет нагибаться и шептать ему в ухо. А уши он чистит не всегда. Иногда они просто до ужаса грязные.

– Иными словами, в ближайшее время тебя здесь не будет, – сказал Манджино. – Ты уходишь.

Фама пожал плечами:

– Ненадолго.

– Тогда с лысым я разберусь сам, – сказал Манджино. – А как насчет парикмахера? Берешь его на себя?