Книга Кайкен, страница 36 – Жан-Кристоф Гранже

Автобусные трассы, улицы с односторонним движением, тротуары — он уложился меньше чем в восемь минут. По пути умудрился позвонить Гае и предупредить, что «слегка» опоздает. Он также связался с двумя полицейскими, которым поручил следить за своим домом, — они уже были на месте. Все чисто, на улице Клюзере царили мир и спокойствие.

Пассан проверил голосовую: пришло сообщение от Наоко, она хотела знать, дома ли он. Черт! Он сунул мобильный в карман, предварительно отключив, и сосредоточился на кабинете ветеринара. Витрина напоминала лабораторию медицинских анализов или обычное агентство по трудоустройству. Широкое стекло, выцветшие шторы, вывеска с серыми буквами: «Вандернут, ветеринар. Лечение, вакцинация, хирургия». Пассан припарковался на съезде и вышел в сгущающиеся сумерки.

Пустую приемную украшали постеры и афиши с изображениями домашних питомцев. Низкий столик гнулся под грудой изданий о животных: «Тридцать миллионов друзей», «Все о лошадях», «Козырная кошка», «Животное: здоровье и благополучие». Справа — стойка со звонком.

Через пару минут к нему вышел мужчина в зеленоватом халате — очевидно, Вандернут собственной персоной: приземистый, плотного телосложения, лет шестидесяти, с длинной хлипкой шеей, не вязавшейся с его фигурой. Голова свешивалась вперед, как у черепахи. На кончике носа — полукруглые очки на шнуре. Серые, глубоко посаженные глаза напоминали моллюсков, укрывшихся в раковинах.

— Вы и есть тот полицейский?

Пассан попросил Рюделя предупредить ветеринара о его приезде. Голос у Вандернута был неестественно громкий.

— Оливье Пассан, майор уголовного отдела. Я приехал за протоколом вскрытия обезьянки. И выслушать ваше личное мнение об этой истории.

— Следуйте за мной.

Они прошли в сильно натопленный зал, напоминавший декорации к финальной сцене фильма ужасов. Стены были увешаны клетками. В них виднелись возбужденные, но тихие обезьяны, с любопытством смотревшие из-за решеток. Взгляды их были столь пронзительными, что напоминали стальные шарики, летящие прямо в грудь. В центре стоял металлический стол, прикрытый простыней. Пол покрывала шерсть, кровь и опилки.

Но хуже всего была вонь: она почти осязаемо заполняла комнату, стесняя дыхание посетителя. Тянуло экскрементами, кровью, сырым мясом, псиной.

— Я не предлагаю вам сесть.

Пассан задумался: доверил бы он своего домашнего любимца этому доктору Франкенштейну? Ветеринар сорвал простыню, прикрывавшую смотровой стол. Жуткое создание лежало там все в той же позе зародыша — зашитое белыми нитками, торчавшими на животе и вокруг черепа. Мозги хранились в банке. В других емкостях в красноватой жидкости плавали какие-то органы.

— Что вы можете сказать об этой штуковине?

— Самец лет пяти. В остальном — ничего особенного.

— Мы говорим об ободранной обезьяне, найденной в холодильнике.

— Ну, это контекст. Что касается нанесенных увечий, тут поработал профессионал. Капуцина освежевали по всем правилам искусства.

— Значит, виновник — ветеринар?

— Ветеринар, мясник, охотник.

Ни одна из этих специальностей не соответствовала профилю Гийара.

— А как его убили?

— Трудно сказать. Возможно, с помощью инъекции.

— Следов раны нет?

— Нет. Сначала я подумал, что ему размозжили затылок, но позвонки целы.

— Токсикологический анализ вы сделали?

— Для такого рода исследования потребуется постановление прокурора, и…

— Забудьте об этом.

Пассан так и не подал жалобу, и с чисто юридической точки зрения проникновения в его дом не было.

— Все равно с момента смерти яд успел бы улетучиться.

— А на вид он совсем свежий.

— Верно подмечено. Его замораживали, кое-что прямо на это указывает. Органы расширены, некоторые вены и артерии полопались.

— Вы хотите сказать…

— Что этого зверька, возможно, убили месяцы, а то и годы назад. Теперь уже не узнать. Его разморозили перед тем, как положить в холодильник.

— А этих животных можно купить в такой форме? Я имею в виду… замороженными?

Вандернут рассмеялся и закурил сигариллу. Пассан узнал белую коробку с золотыми буквами: «Давидофф».

— Африканцы экспортируют в Европу замороженные образцы, но с нетронутым мехом, к тому же обезьянок не убивают инъекцией. Кроме того, Celus paella — американский примат, и его никто не ест.

Оливье обдумал услышанное. Значит, тот человек раздобыл капуцина-фавна, несомненно живого, ввел ему какой-то токсин, затем освежевал и положил в морозильник. И все это он проделал заранее. Такая подготовка требовала специальных навыков и материалов. Данные все больше противоречили теории о причастности Гийара. А главное, инсценировка предполагала детально разработанный план.

— А во Франции можно купить капуцинов?

— Есть пара таких мест. Иногда их содержат как домашних питомцев, но я сомневаюсь, что наш образчик получен законным путем.

— Почему?

— На теле я не обнаружил ни единого знака или татуировки.

— Раз с него сняли мех…

— Как правило, клеймо размещают внутри уха. По крайней мере, так делали в питомниках, где обезьян разводили для помощи больным.

— Это как?

Вандернут затянулся сигариллой, выглядевшей будто какашка.

— Несколько лет назад капуцинов использовали в терапевтических целях в рамках «программы помощи парализованным». Но недолго: слишком дорого получалось.

Где-то Пассан уже об этом слышал: прирученные приматы, заботившиеся об инвалидах. То же, что собаки-поводыри для слепых.

— Я сам участвовал в этой программе, — продолжал ветеринар. — Мы работали над проектом вместе с бельгийцами и канадцами.

— И вы дрессировали капуцинов?

— Ага, вместе с несколькими коллегами.

— И что вы сделали с вашими… воспитанниками?

— Да вот же они, поганцы. — Ветеринар пнул клетки, так что раздался металлический скрежет и пронзительные крики.

Он снова ударил ногой по металлическим решеткам, и вопли тут же утихли. Пассан нагнулся, рассматривая тварей с совиными глазами и черными хохолками: вряд ли бы он захотел, чтобы такие зверушки варили ему кофе.

— Зачем они вам?

— Я дрессирую их для себя. Они меня забавляют.

— Думаете создать цирк?

— Сейчас покажу.

Доктор открыл одну из клеток, и черный шар тут же прыгнул к нему в объятия. Шкурка у зверька была блестящая, как у грызуна. Он вращался на месте, гибкий, быстрый, ловкий. Длинный, покрытый мехом хвост сверкал при свете ламп, как шелковый мускул.