
Онлайн книга «Империя Волков»
Выжил только один подросток. Но его дыхательная система серьезно пострадала. Трахея, гортань и носовая полость были сожжены, мальчик навсегда лишился обоняния. Связки тоже были затронуты – теперь его голос звучал как скрип наждачной бумаги. Хроническое воспаление носоглотки обрекало Талата Гурдилека на бесконечные ингаляции. В больнице врач вызвал переводчика, чтобы объяснить юному нелегалу ситуацию и объявить, что через десять дней его чартерным рейсом отправят назад в Стамбул. Через три дня мальчик сбежал из больницы и, как был, весь в бинтах, пешком отправился в Париж. Сколько Шиффер его помнил, Гурдилек никогда не расставался с ингалятором. В молодости, руководя мастерской, он в разговоре произносил фразы между двумя вдохами, а позже стал носить прозрачную маску, от чего его хриплый голос звучал едва слышно. Через какое-то время состояние здоровья турка ухудшилось, зато возросли финансовые возможности. В конце 80-х Гурдилек купил турецкие бани "Голубые ворота" на улице Фобур-Сен-Дени и оборудовал там зал лично для себя, этакое гигантское легкое, выложенное метлахской плиткой, убежище, куда двадцать четыре часа в сутки подавался лечебный пар, насыщенный мен-толизированным бальзофумином. – Солям алейкум, Талат. Прости, что отрываю тебя от омовений. Турок издал каркающий смешок. – Алейкум ассалям, Шиффер. Ты вернулся из царства мертвых? Голос Талата Гурдилека напоминал треск горящих в костре сучьев. – Правильнее будет сказать, что мертвые послали меня. – Я ждал, что ты придешь. Шиффер снял промокший до нитки плащ и спустился по ступеням бассейна. – Похоже, все во мне нуждаются, все меня ждут. Что ты можешь рассказать об убийствах? Турок испустил тяжелый вздох – как будто ржавое железо лязгнуло о железо. – Когда я покинул родину, мать плеснула мне вслед воды – на удачу, чтобы я пришел назад. Я так и не вернулся, брат мой. Я остался в Париже и вижу, что дела идут все хуже. Все здесь стало не так. Сыщик стоял в двух метрах от набоба, но лица его по-прежнему не различал. – "Изгнание – тяжелое бремя", сказал поэт. Я скажу, что оно становится все более тяжелым. Раньше с нами обращались, как с погаными псами. Нас эксплуатировали, обкрадывали, арестовывали. Теперь убивают наших женщин. К чему все это приведет? У Шиффера не было времени на доморощенные философские рассуждения турка. – Границы определяешь ты, – резко бросил он. – Три работницы убиты на твоей территории, одна из них – в твоей собственной мастерской: мне кажется, многовато. Гурдилек вяло махнул рукой. Его темные плечи напоминали две обгоревшие кочки. – Мы на французской территории. Ваша полиция обязана нас защищать. – Не смеши меня, Талат! Волки здесь, и ты это знаешь. Кого они ищут? И почему? – Я не знаю. – Не хочешь знать. В наступившей тишине птичьим клекотом звучало дыхание турка. – Я хозяин квартала, – наконец произнес он. – Но не моей страны. Истоки этого дела следует искать в Турции. – Кто их послал? – Шиффер повысил голос. – Стамбульские кланы? Антепские семьи? Лазы? Кто? – Шиффер, я не знаю, клянусь тебе. Сыщик подошел ближе. Из тумана с края бассейна выдвинулись телохранители Гурдилека. Он остановился, пытаясь разглядеть лицо, но увидел лишь плечи, руки, часть торса. Кожа была смуглой, почти черной, блестящей от воды. – Значит, ты позволишь бойне продолжаться? – Она прекратится, когда они решат проблему, когда найдут девушку. – Или когда я ее найду. Черные плечи вздрогнули от смеха. – Не смеши меня, друг мой, тебе это дело не по плечу. – Кто способен помочь мне? – Никто. Если бы кто-нибудь что-нибудь знал, давно бы сказал. Но не тебе. Им. Квартал жаждет одного – мира и покоя. Шиффер задумался. Гурдилек был прав. Именно эта загадка все сильнее занимала его. Как удавалось женщине, на которую охотятся Серые Волки, ускользать от них без помощи диаспоры? И почему Волки продолжают искать в квартале? Почему так уверены, что она все еще прячется в Маленькой Турции? Он сменил тему. – Как все произошло в твоей мастерской? – Я был в Мюнхене и... – Не зли меня, Талат. Я хочу услышать детали. Турок обреченно вздохнул. – Они пришли прямо сюда. Ночью тринадцатого ноября. – В котором часу? – В два утра. – Сколько их было? – Четверо. – Кто-нибудь видел их лица? – Они были в масках. Вооружены до зубов. Автоматы. Пистолеты. Полный набор. Турок в адидасовской куртке дал такое же описание убийц. Бойцы в камуфляже, в самом сердце Парижа. За сорок лет службы Шиффер никогда не слышал ничего безумнее. Кто же эта женщина, за которой послали эскадрон смерти? – Дальше, – прошептал он. – Они забрали девушку и убрались, вот и все. Операция длилась не больше трех минут. – Как они вычислили ее в мастерской? – У них была фотография. Шиффер отступил назад и произнес в облако пара: – Ее звали Зейнеп Тютенгиль. Двадцать семь лет. Замужем за Бурбой Тютенгилем. Без детей. Жила в доме номер тридцать четыре по улице Фиделите. Уроженка Газиантепского района. В Париже с сентября две тысячи первого года. – Ты хорошо потрудился, брат мой. Но на сей раз это тебя никуда не приведет. – Где ее муж? – Вернулся на родину. – Другие работницы? – Забудь об этом деле. Подобная гнусность тебе не по зубам. – Перестань говорить загадками. – В наше время все было просто и ясно. Существовало два лагеря, и они не смешивались. Теперь границ не существует. – Да объясни же толком, черт тебя побери! Талат Гурдилек выдержал паузу. – Если хочешь узнать больше, спроси у полиции, – каркнул он наконец. Шиффер вздрогнул. – У полиции? У какой полиции? – Я все рассказал агентам из Луи-Блан. Запах ментола внезапно показался Шифферу невыносимым. – Когда? Гурдилек наклонился к нему со своего фаянсового трона. – Слушай внимательно, Шиффер, повторять я не стану. Когда Волки уходили той ночью, они наткнулись на патрульную машину. Началась погоня. Убийцы положили ваших ребят. Потом полиция явилась сюда. |