
Онлайн книга «Мизерере»
— Голос ангелов. Вершина чистоты. — Вот-вот. Что вы скажете об этих голосах? Об этой чистоте? Жансон промолчал. Он закурил свою «монте-кристо», при каждой затяжке выпуская языки пламени. Сигара напоминала факел на нефтяном поле. Закинув голову, психиатр выдохнул густое облако дыма, тяжелого и медлительного. Словно синяя краска растворялась в воде. — Все это достаточно просто, — тихо произнес он. — У детей чистые голоса, потому что они чисты духом. Разумеется, я упрощаю. Психика детей не чище, чем у взрослых, но им еще не знакомо желание в осознанной сексуальной форме. Вот почему дети — ангелы. Ангелы бесполы. Затем все меняется. Ребенок открывает для себя желание. Голос его грубеет. А душа в каком-то смысле спускается с небес на землю… Механик Режис Мазуайе своими словами сказал ему то же самое. — А есть физиологическое объяснение этого феномена? — Разумеется. В пубертатном возрасте вырабатывается все больше мужского гормона — тестостерона. Удлиняются голосовые связки, увеличивается гортань. По законам акустики, длинные связки вибрируют не так быстро и издают более низкие звуки. Представь себе скрипку, которая превращается в виолончель. — На его губах мелькнула улыбка. — В каком-то смысле именно появление желания срывает голос. То есть пол превращает ангела в обычного человека. Волокину вспомнился Режис Мазуайе, механик в фетровых перчатках. Ангел, спустившийся на землю. Мужчина, не сказавший ему всей правды… Жансон продолжал: — Проще говоря, в голосе отражается наша плоть. И наша душа. Он как сосуд, понимаешь? Вот почему он всегда в центре психоанализа. Работа психоаналитика состоит в том, чтобы выявить старые подавленные травмы, но одного осознания недостаточно. Чтобы облегчить душу, травму надо «выговорить». Голос вызывает катарсис, Седрик. Он — «великий проводник», как говорят буддисты. Осознать. Выговорить. Вот единственный… путь к освобождению. Тебе, мой мальчик, следовало бы его пройти. — Об этом мы уже говорили. Жансон выдохнул клуб дыма, достойный паровой вагонетки: — Это я говорил. А ты ничего не сказал. — Профессор, — улыбнулся Волокин, — у меня столько всего на душе, что, если я дам себе волю, меня вывернет наизнанку… — Абсолютный катарсис. — Или мгновенная смерть. — Значит, не рискнешь? — Не сейчас. — Если травмы подавляются, это неизбежно приводит к депрессии. Человеческая душа ведет себя в точности как тело. Если чужеродный элемент не удается отторгнуть природными защитными механизмами, он обязательно вызовет гниение. Гангрену… — Значит, дождусь ампутации. — Я говорю о твоей психике. От нее нельзя избавиться. — Вернемся к нашим хорам. Вы ими занимались? — Время от времени. Даже написал несколько книг. — Читабельных? — Не очень. Но я исследовал эту тему. Встречался с регентами. Бывал на концертах, репетициях… Меня интересовало соотношение между голосом и верой. Когда-то христиане признавали только вокальную музыку. Человеческий голос — лучший инструмент для связи с Всевышним. Само слово «религия» происходит от латинского «religarе», что означает «связывать». Голос — это сердце литургии. Волокину вдруг пришло в голову, что Жансон знал Вильгельма Гетца. Он задал вопрос наудачу. Старый психотерапевт ответил: — Да, я был с ним знаком. Очень милый человек. — Он с шумом выдохнул струю дыма. В кабинете уже нечем было дышать. — Но, по-моему, слабовольный. Совпадение укрепило убежденность Волокина в том, что всегда лучше доверять своему чутью. Он нахмурился, чтобы казаться старше, и произнес: — Вильгельма Гетца недавно убили, и я занимаюсь расследованием. Врач помолчал. Он был едва виден за голубоватой завесой дыма. Наконец он спросил чуть хрипловатым от курения голосом: — Причина в его ориентации? — Сперва и я так думал. Но теперь склоняюсь к мысли, что это как-то связано с его работой регента. Запутанное дело, в котором смешались религия, возмездие и человеческий голос. — Тебе известно, что он написал книгу? — Нет. Жансон поднялся и направился к библиотеке. Со спины он был похож на древний серый пень от разбитого молнией дерева, который все еще дымится. Волокин ликовал. Расследование зашло в тупик, и, чтобы выбраться из него, он сделал крюк, а в результате попал в десятку. Психиатр положил на стол серую книжечку из тех, в которых приходится самому разрезать страницы. Волокин схватил ее и подумал, что плохо обыскал квартиру Гетца. У того наверняка было много экземпляров. Черные буквы названия гласили: РИЧЕРКАР СКРЫТЫЙ СМЫСЛ ОДНОГО ПРИНОШЕНИЯ — Эта книга посвящена «Музыкальному приношению» Иоганна Себастьяна Баха, слышал о таком? — Да. Не забывайте, я был пианистом. — А еще чемпионом по тайскому боксу. Вот что мне в тебе нравится, Седрик. Ты подавал такие надежды. — Боюсь, я их не оправдал. — Напротив. У тебя был выбор, и ты принял решение. Предпочел стать полицейским. В этом смысл твоей жизни. Дай я себе волю, я бы, как старый психиатр, даже сказал, что призвание само тебя выбрало… Волокин рассматривал шероховатую обложку. — Вы ее прочли? — Ну конечно. Ты не видел? Там есть дарственная надпись… Русский пролистал первые страницы. Нервным почерком с сильным наклоном Гетц написал: Моему дорогому Бернару-Мари, которому, как никому другому, известно, что за каждым словом кроется приношение, а за каждым приношением — скрытый смысл. От его друга Вильгельма Гетца. — Ты знаешь историю «Приношения»? Волокин перелистал разрезанные страницы. Кусочки бумаги все еще липли к пальцам. — Я не совсем уверен. Что-то насчет короля Пруссии? — «Музыкальное приношение», знаменитый номер тысяча семьдесят девять по КРБ — «Каталогу работ Баха», написан в тысяча семьсот сорок седьмом году, когда Бах жил в Лейпциге. В тот год прусский король Фридрих Второй принял музыканта при своем дворе и предложил сыграть на нескольких клавишных инструментах. Фридрих Второй был меломаном, мнившим себя исполнителем и композитором. Вечером он сыграл Баху на флейте собственную мелодию и предложил ему развить эту тему. Бах сел за клавесин. По легенде, он играл не отрываясь, постепенно добавляя к своей импровизации по одному голосу. Так он дошел до шестиголосого контрапункта, не записав ни единой ноты. — Потом он его записал. |