Книга Пассажир, страница 164 – Жан-Кристоф Гранже

Заметив оравшего на безучастных рабочих толстяка, который то опускался на колени прямо в опилки, то взбирался на приставную лесенку, она поняла, что нашла того, кого искала. И медленно направилась к нему, давая ему время выговориться. Краешком глаза она взглянула на уже развешанные фотографии. И остановилась, чтобы разглядеть их получше. Дагеротипы отличались одной особенностью, которую она не вполне уловила, разглядывая книжные репродукции: это были зеркала. Отполированные, посеребренные или позолоченные отражающие поверхности. Наверняка это нравилось убийце. Любуясь своим творением — убийством, он созерцал самого себя.

Она находила в дагеротипах все особенности, которые были присущи и репродукциям, но усиленные естественным освещением. Сумрак и свет здесь смешивались в приглушенную светотень. Фотографии были прямоугольными, однако освещенная часть выглядела овальной, словно углы затянуло сероватой дымкой. В них ощущалось обаяние кадров из немых фильмов — дергающихся, зыбких. Сверкающий центр своей пронзительной четкостью почти ранил глаза. Своей резкостью он причинял боль.

Симонис делал портреты современников. Музыкантов, акробатов, но также и биржевых маклеров, секретарей, агентов по недвижимости — затянутых в современные костюмы и выхваченных светом, словно лившимся из XIX века. Это создавало противоречивый эффект: вас словно отбрасывали в неопределенное будущее, откуда настоящее будет казаться давно минувшей эпохой, устаревшей больше чем на столетие.

— А вам что здесь нужно?

Перед ней стоял разъяренный грузный фотограф. Она сообразила, что у нее нет при себе полицейского удостоверения. Слегка растерявшись, она уставилась на толстяка. Под два метра ростом, он определенно весил больше ста десяти килограммов. Здоровяк, который не отказывал себе в радостях жизни и к пятидесяти годам напоминал скорее гору жира, чем мраморную стелу. На нем была черная водолазка и необъятные джинсы, похожие на мешок из-под картошки. Она сообразила, зачем понадобился высокий воротник: чтобы прикрыть жировые складки под подбородком.

Симонис уперся кулаками в бока:

— Так и будем молчать?

Припертая к стене, она выдавила улыбку:

— Извините. Я Анаис Шатле, капитан полиции.

Такое заявление действует безотказно. Мужчина напрягся и судорожно сглотнул. Его двойной подбородок надулся, потом опал, словно чудовищный удав, проглотивший газель.

— Не беспокойтесь, — добавила она. — Мне всего лишь надо кое-что узнать о технике дагеротипа.

Симонис расслабился. Плечи его опустились. Зоб сдулся. Стараясь перекричать шум дрели и молотков, он пустился в технические разъяснения, которых она не слушала. Мысленно она отпустила ему минут пять на разглагольствования, прежде чем перейти к сути дела.

Пока он говорил, она взвешивала все за и против. Мог ли он быть убийцей? Сил бы ему хватило, но точно не быстроты. Ей не трудно было представить, как он отпиливает голову быку или оскопляет бродягу, но… Пять минут истекли.

— Извините, — оборвала она его. — По-вашему, сколько во Франции дагеротипистов?

— Нас всего несколько десятков.

— А точнее?

— Около сорока.

— А в Иль-де-Франс?

— Думаю, десятка два.

— Не могли бы вы дать мне их список?

Толстяк склонился к ней. Он был выше на добрых двадцать сантиметров.

— Зачем?

— Вы наверняка видели, как в кино полицейские задают вопросы. Но сами они на них никогда не отвечают.

Он помахал пухлой рукой.

— Извините, но у вас есть ордер или что-нибудь в этом роде?

— Ордер бывает в бухгалтерии. Если вы имеете в виду постановление, подписанное следственным судьей, то с собой у меня его нет. Я могу прийти с ним еще раз, но время дорого, и, обещаю, вы оплатите мне каждую потерянную минуту.

Он снова сглотнул. Пищеварительный процесс удава возобновился. Он неопределенно указал куда-то в глубь зала.

— Тогда мне надо распечатать список у себя в кабинете.

— Идемте.

Симонис огляделся вокруг. Рабочие трудились, не обращая на него никакого внимания. Дрели сверлили. Шлифовальные машинки шлифовали. В воздухе стоял запах раскаленного добела металла. Фотографу явно не хотелось покидать свою стройку, но все же он двинулся к застекленной кабинке в конце зала. Анаис пошла следом.

— Имейте в виду: не все дагеротиписты состоят в моем фонде.

— Я так и думала, но мы что-нибудь придумаем, чтобы их выследить. Свяжемся с поставщиками материалов, которые они используют.

— Мы?

Она подмигнула:

— А вам разве не хочется поиграть в сыщика?

Удав снова зашевелился. Анаис приняла это за знак согласия.

Спустя час у них уже был готов исчерпывающий список дагеротипистов Парижа, Парижского региона и всей Франции. Сопоставив ответы поставщиков с членами фонда, они насчитали восемнадцать художников в Иль-де-Франс и более двух десятков в оставшейся части страны. Анаис прикинула, что до завтрашнего вечера она успеет нанести визит всем жителям Иль-де-Франс. Ну а там будет видно.

— Вы знакомы со всеми?

— Практически, — процедил он.

— Вы бы заподозрили кого-нибудь в этом списке?

— Заподозрил в чем?

— В убийстве.

Он поднял брови, брылья его затряслись.

— Нет. Никогда в жизни.

— А кто-нибудь из них снимает сцены насилия?

— Нет.

— Может быть, что-то связанное с извращениями или мифологией?

— Нет. Вы задаете нелепые вопросы. Речь ведь о дагеротипах?

— Именно.

— Эта техника требует, чтобы объект подолгу сохранял полную неподвижность. Движение таким способом не снимешь.

— Я и имела в виду неподвижные объекты. Трупы.

Симонис нахмурился. Анаис шагнула вперед, вынудив его прижаться к стеклянной перегородке.

— У кого-то из членов фонда были проблемы с правосудием?

— Да нет же! Хотя откуда мне знать.

— Никто не высказывал странных идей?

— Нет.

— Не страдает психическим расстройством?

Великан уставился на Анаис тяжелым взглядом и промолчал. В своем стеклянном кабинете он казался пленником, словно кит в аквариуме.

Она перешла к главному пункту:

— Насколько я поняла, в технике дагеротипии важную роль играет химия.

— Разумеется. Дагеротип обрабатывают сначала йодистыми парами, затем парами ртути. Потом…

— Между этими этапами можно использовать кровь? Человеческую кровь?

— Не понял вопроса.