Книга Ва-банк!, страница 51 – Джеймс Суэйн

Андерман продолжал раздумывать об этом и десять минут спустя, когда ехал по убогой, посыпанной гравием дороге. Теперь ему доступны лишь два вида развлечений – шахматы да хорошая музыка. Может, Сэсси и это поняла? Тщеславия он лишился давным-давно и был уверен, что окружающие видят того же старика, которого ежедневно видит в зеркале он сам. Интересно, насколько освещение в борделе льстило ему?

Бордель для работяг казался мерзкой язвой на поверхности пустыни. Четыре угрюмых трейлера, окруженных опутанным колючей проволокой забором. Андерман подъехал к будке охранника и опустил окно. В будке восседал темнокожий мексиканец с обрезом, вентилятор за его спиной шевелил прямые космы.

– Что вам нужно? – спросил мексиканец.

– Ищу кое-кого, – ответил Андерман.

Следующий вопрос мексиканец изобразил поднятием бровей.

– Ручонки, – пояснил Андерман.

Лицо мексиканца превратилось в камень. Андерман подумал, что этот тип отнюдь не столь глуп, каким хотел бы казаться. Насколько он знал, хозяевами этого местечка были именно мексиканцы.

– Кого-кого? – переспросил мексиканец.

Андерман вытянул вперед руки и пошевелил пальцами.

– Ручонки, – повторил он.

Мексиканец нахмурился: юмора он не уловил.

– А вы кто такой?

– Друг.

– Никогда вас раньше не видел, – сказал мексиканец.

Благодатный холодный воздух улетучивался сквозь открытое окно, машина неумолимо нагревалась. На лбу у Андермана выступил пот. Он спросил:

– Слушайте, неужели вам кажется, что я могу представлять какую-то опасность?

Мексиканец повнимательней посмотрел на него:

– Вполне возможно, – мексиканец поднял с пола переносную рацию и спросил: – Ваше имя?

– Не валяйте дурака, – сказал Андерман.

Мексиканец нахмурился:

– Так вы не скажете, как вас зовут?

– И не подумаю, – сквозь зубы буркнул Андерман. – Лучше ответьте мне вот на такой вопрос: хорошо ли вы знаете Ручонки?

Лицо мексиканца снова окаменело. Андерман улыбнулся:

– Отлично. Я просто хотел убедиться, что мы друг друга понимаем.

Мексиканец пожевал губу и наконец сказал:

– Он вот там, за трейлером с красными дверями.

Андерман въехал на огороженный двор и вылез из машины.

Почва под ногами была мягкой, как пепел, в оставленной «Доджем» колее Андерман увидел раздавленного скорпиона. Он огибал трейлер с красной дверью, и солнце безжалостно долбило его в спину. Каждый шаг был похож на нисхождение в адово пекло.

Ручонки был там, где и предполагалось, – позади трейлера. Торс его был обнажен, и напряженная мускулатура – а ему пришлось напрячься, так как он был занят серьезным делом: отковыривал ломом приборную доску с «Фольксвагена-жука» – являла собой зрелище поистине устрашающее. «Жук» был новехоньким – на ветровом стекле еще красовались временные номера. Его владелица – конопатая проститутка в розовой ночной рубашке – стояла рядом и нервно рыла голой пяткой землю.

Андерман нашел островок тени и принялся наблюдать, как Ручонки раскурочивает машину. Правила наказания проституток, утаивающих деньги, всегда были жесткими. В каждой комнате были установлены подслушивающие устройства, и управляющие всегда знали, кто и за сколько договорился. Как только клиент расплачивался, в обязанности женщины входило отнести деньги в контору, где позже ей выплачивалась ровно половина.

– Так ты не собираешься говорить, где ты их припрятала? – спросил Ручонки уже после того, как превратил «жука» в никчемную оболочку. Он оторвал последнее сиденье и швырнул обивку к ногам конопатой шлюхи. – Или как?

– Мне нечего сказать, – мрачно ответила она.

– Ты что, думаешь, я полный идиот?

– Об этом я вообще никогда не думала.

Ручонки продолжил свою деятельность. Ну что такое немецкий инженерный гений против американского бодибилдинга? Вскоре машина выглядела совсем как «хот род» [32] – от нее остался только остов.

– Эти мишленовские шины – недешевая штучка, – сказал Ручонки, нацеливаясь ломом в передние шины. – Выбирай: мне их проткнуть или ты все-таки скажешь, где деньги?

Конопатая проститутка упрямо скрестила на груди руки. Ручонки саданул ломом в правую переднюю шину, та с оглушительным шумом лопнула. Андерман отскочил: мимо пролетел колпак. Из шины выпал маленький пластиковый пакет. Проститутка разразилась рыданиями, потом бегом бросилась к одному из трейлеров.

Андерман, сжимая в руках панаму, приблизился к Элу Скарпи. Тот строго воззрился на адвоката.

– Мистер Андерман? – удивился он, узнав подошедшего. – Странно видеть вас здесь. Ищете приключений?

– Мне надо с вами переговорить, – тихо сказал Андерман.

Ручонки натянул на лоснящийся от пота могучий торс майку и предложил:

– Пройдемте в мой трейлер. Там нас никто не побеспокоит.

– Давайте поговорим в моей машине, – предложил Андерман.

– Мне не разрешено покидать территорию. Я заперт здесь совсем как эти шлюхи.

– А разрешение вы получить не можете?

Взяв полотенце, Ручонки тщательно вытер свои действительно на удивление миниатюрные ручки. Андерман отвел взгляд в сторону – он знал, что в противном случае его клиент впадет в настоящую ярость.

– Так о чем разговор, мистер Андерман?

Андерман подошел поближе:

– Знаете, кто на днях ободрал казино «Акрополь»?

– Не знаю. А кто?

– Сонни Фонтана.

– Да бросьте, мистер Андерман! И вы, и я – мы оба знаем, что такого быть не может. Я раздавил эту гусеницу на озере Тахо.

– Вы убили кого-то другого, – сказал Андерман.

– Это невозможно.

Андерман покачал головой:

– Фонтана жив. Так как насчет того, чтобы нам с вами кое-куда прокатиться?

Андерман защищал Ручонки четырежды, и каждый раз жюри выносило оправдательные приговоры. И это при том, что во всех процессах его обвиняли в убийстве первой степени. Андерману удавалось так запутать присяжных, что они принимали сторону его клиента даже без того, чтобы Эла Скарпи вызывали давать показания под присягой, – такие показания были бы для клиента Андермана чистой воды самоубийством.

Андерман отъехал в пустыню и остановился как раз на полдороге между двумя борделями – дорогим и дешевым. Не выключая двигателя, он остановился, полез под сиденье и достал оттуда конверт из плотной оберточной бумаги. Ручонки внимательно наблюдал за тем, как под машину заползала гремучка и, казалось, даже не заметил, что конверт лег ему на колено.