Книга Осенний призрак, страница 15 – Монс Каллентофт

Она кивает подошедшему к ней Харри, и тот плотнее укутывается в свой темно-синий плащ.

«Слишком уверенный кивок», — замечает Форс, увидевшая за этим нечто такое, о чем не хочет ничего знать. Правда всегда открывается как после хорошего похмелья, проливающего новый свет на вещи, как необыкновенная ясность видения в состоянии вялости и апатии.

Но что я, собственно, знаю об их отношениях? Вероятно, все мои подозрения не более чем плод моего воображения.

Малин не узнает никого из водолазов, и слава богу. Хотя они, конечно, знают и кто она такая, и все про их отношения с Янне.

Лучше забыть о том, что произошло вчера, и, поблагодарив судьбу за этот случай, думать о жертве убийства в замковом рву: кто он был, как туда попал. Форс смотрит на водолазов в черных костюмах и желтых масках, медленно поднимающихся из воды на толстых канатах.

Карин стоит рядом с ней и Харри. Дождевые капли летят почти горизонтально и бьют в глаза. А вдали, у границы леса, в двухстах метрах за рощей, движутся низкие клубы тумана.

— Осторожно, — предупреждает Карин водолазов, приблизившихся к трупу. — Как можно аккуратнее.

Они закрепляют веревку вокруг тела и делают знак третьему участнику команды, стоящему с лебедкой на мосту, поднимая большой палец. Потом слышится звук работающей лебедки — и тело, осторожно придерживаемое водолазами, медленно ползет вверх.

— Чертово утро, — ворчит Харри.

Рядом стоит Свен Шёман в зеленом плаще. Даже он присоединился к ним сегодня.

— Что вы думаете обо всем этом?

— Вряд ли он прыгнул туда сам или свалился, — отвечает Малин. — Взрослые мужчины редко падают в воду, разве что совсем пьяные, или в случае сердечного приступа или чего-нибудь в этом роде.

— Что касается Петерссона, то ему было всего около сорока пяти. Это не возраст для сердечного приступа.

— Да, ему, конечно, кто-то помог.

— Скорее всего. Будем знать точно, как только трупом займется Карин.

Малин кивает.

— Если это Петерссон и он был убит, то все это дело — голубая мечта журналиста.

— Осторожно! — кричит Карин.

Тело, поворачиваясь, поднимается из воды и повисает, раскачиваясь, в воздухе. С желтой ткани дождевика, коричневых брюк и черных кожаных сапог капает вода, окрашенная в красный цвет.

Плащ изрешечен множеством дыр, и в нескольких крупных отверстиях сквозит израненное тело, вдоль которого тоненькими ручейками стекает кровь, смешиваясь с дождевыми струями. «Кровавый дождь, — думает Малин. — Нет, ты свалился туда не потому, что был пьян».

Маленькие серебристые рыбки, выпадающие изо рта жертвы, трепыхаются в воздухе, словно брошенные младенцы, на пути в родную стихию.

«Рыбки-змейки», — замечает про себя Малин.

Один черный глаз глядит куда-то в дождь и оседающий во рву туман, другой закрыт.

«Ты выглядишь удивленным, — думает Форс. — Хотя ты ли это?»

Я выгляжу удивленным?

Едва ли.

Вокруг меня больше нет воды.

Я больше не вспоминаю тебя, мама, вместо этого я вишу здесь, уставившись на ров, на замок, на незнакомых мне людей.

Я вижу Хови и слышу его лай, теперь еще более беспокойный. Замечает ли он дырки в моем теле? Я знаю, что их много, но я не чувствую боли, только ветер, проникающий внутрь меня.

Кто они, эти люди?

Чего они хотят от меня?

Или это русские солдаты, о которых рассказывает легенда?

Я медленно ползу вверх, навстречу жужжащему звуку, поворачиваюсь еще и еще раз, но не испытываю головокружения. И так я поднимаюсь на мост, поддерживаемый парой крепких рук, а потом медленно опускаюсь всем своим окровавленным, окоченевшим телом. Раздается звук, напоминающий шлепок по воде, — и вот я снова лежу на земле.

Подо мной черный пластик. Откуда я это знаю, если лежу на спине и ничего не вижу и не чувствую?

Но ведь это так?

А кто все эти люди, что стоят на краю рва и смотрят на меня?

У меня есть свои подозрения, но я не хочу верить в то, что они верны, что это в конце концов произошло. Я не могу с этим согласиться. Но что, если спорить бесполезно? И если это все-таки произошло, возникает много загадок, которые нужно будет разгадать.

Газонокосилка больше не гудит.

В поле моего зрения появляется женское лицо. Оно красиво.

А вот другая женщина.

Она могла бы быть красивой, но выглядит так, словно ей надо хорошенько выспаться. В ней не чувствуется желания жить.

Теперь они беседуют. Я совершенно не хочу слышать, о чем они говорят. Только не это.

— Это Петерссон, — говорит Карин. Она и Малин, сидя на корточках, осматривают тело, лежащее на мосту через ров. — Я узнаю его по фотографиям в «Коррен» [21] и деловых газетах Калле.

— Мы могли бы попросить кого-нибудь из арендаторов опознать его, — говорит Малин, — но я тоже узнаю его, так что в этом, собственно, нет необходимости.

Юханссон и Линдман ждут в полицейской машине. Их допросят обстоятельно, лишь только закончат с осмотром места преступления.

— Кроме ран на теле — по всей вероятности, ножевых, — у него большой синяк на затылке, — замечает Карин. — Все указывает на то, что на него набросились, вероятно, в порыве ярости. Вы можете исходить из того, что не он сам так изранил себя. Большего я здесь сказать не могу. Я должна забрать его в город, чтобы посмотреть, что еще можно извлечь из трупа. Обследовать землю не имеет смысла: дождь уничтожил все следы. Может быть, мне удастся найти кровь на гравии, но я в этом не уверена.

«Скорая помощь» только что прибыла.

За рулем Стиглунд, старый коллега Янне. Он радостно поприветствовал Форс и спросил, как дела у ее мужа. Она отвечала, что все в порядке.

Малин смотрит на тело.

Открытый глаз, синий, почти магический, как будто вот-вот готов выскочить наружу, и Малин чувствует, как к горлу подступает тошнота. Она хочет подняться, но вместо этого переводит взгляд на Харри.

— Что ты об этом думаешь?

— Кто-то в ярости ударил его ножом, потом стукнул по затылку и бросил в ров. Или наоборот.

— Отныне официально это расследование убийства, — объявляет Свен.

«Ярость, — думает Форс. — Я подняла руку на Янне. Черт, я была так зла, подумать только, если бы у меня в руке был нож… Но лучше об этом не думать».