
Онлайн книга «Зимняя жертва»
— Итак, вы сводный брат Бенгта Андерссона? — уточняет Зак. — Был. Ведь сейчас он мертв, так? У вас еще что-нибудь? Я тороплюсь на следующую встречу. На обратном пути к машине Малин смотрит в сторону темной лесной опушки. Карл Мюрвалль не хотел говорить о своем отчиме, о том, как он рос в Блосведрете, о своих отношениях с братьями и сестрой. — Ни слова больше. Вы узнали то, что вам было нужно. Представляете ли вы, каково мне сейчас приходится? Если больше у вас ничего ко мне нет, меня ждут мои должностные обязанности. — Но Мария? — Что Мария? — Была ли она добра с вами, как с Мяченосцем? Добрей, чем Элиас, Адам или Якоб? Мы знаем, она хорошо относилась к Бенгту. Знала ли она, что он ваш сводный брат? Молчание. У Карла Мюрвалля землисто-бледные щеки. И уголки рта чуть заметно подрагивают. Шлагбаум возле сторожевой будки поднимается, и они выезжают. «Прощай, тюрьма», — думает Малин. Должностные обязанности. Каким же мрачным может сделать человека его работа. Карл Мюрвалль приходится сводным братом и Ребекке Стенлунд. «Но это не мои должностные обязанности, — думает Малин. — До этого они должны дойти сами, если до сих пор не знают. Ведь Ребекка Стенлунд тоже хочет, чтобы ее оставили в покое». 58
— Как ты думаешь, знала ли Мария Мюрвалль, что у Бенгта Андерссона и ее сводного брата общий отец? Не потому ли она так опекала его? Зак говорит с набитым ртом, и поэтому речь его невнятна. Малин откусывает от своей «чоризо». [48] Закусочная возле кольцевой развязки Валларонделлен. Здесь лучшая колбаса в городе. Автомобиль греется на холостом ходу, а за ним застыли в молчании безликие желтые многоэтажки и студенческие общежития в Рюде, тихие, словно осознающие свое место в иерархии жилых домов. Здесь ютятся те, у кого нет средств на большее, временно или всю жизнь, если удача окончательно отвернулась. По другую сторону шоссе, за редкими рощицами, раскинулись корпуса университета. «Для многих проживающих в Рюде это как насмешка судьбы, — думает Малин. — Каждый день видеть перед собой олицетворение несбыточной мечты, упущенных возможностей, неправильного выбора, положенного предела. Архитектура отчаяния, можно сказать. Но не для всех. Далеко не для всех». — Ты не ответила на мой вопрос. — Я не знаю, — говорит Малин. — Быть может, она чувствовала эту связь. Инстинктивно. Или просто знала. — Женская интуиция? — хихикает Зак. — В любом случае, мы не можем спросить ее, — отвечает Малин. Не играй со скорпионом — укусит. И барсук схватит за руку, просунутую в нору. Не зли гремучую змею, бойся жала. То же самое и с тьмой: если загонишь ее в угол, она набросится на тебя. Но правда? Что это такое? Она шепчет про себя это слово, пересекая вместе с Заком двор в направлении дома Ракели Мюрвалль. Позади них солнце садится за горизонт. Светлое время суток быстро сменяется темным. Холодно. Они стучат в дверь. Хозяйка, конечно, видела их. «Господи, опять!» — пронеслось у нее, должно быть, в голове. Тем не менее она открывает. — Вы? — Хотелось бы попасть в дом, — говорит Зак. — Вы бывали здесь уже неоднократно. Хрупкое тело Ракели Мюрвалль приходит в движение. Она пятится, но остается стоять в прихожей, уперев руки в бока и как бы демонстративно преграждая им путь: здесь и не далее. — Я сразу перейду к делу, — начинает Малин. — Калле-с-Поворота. Он был отцом вашего сына Карла. Глаза Ракели становятся еще чернее и как будто наполняются сиянием. — Откуда вам это известно? — Есть тесты, — отвечает Малин. — Мы знаем наверняка. — И это значит, что Карл приходится сводным братом убитому, — добавляет Зак. — Что вы хотите знать? Что я сочинила всю эту историю про моряка-содомита, когда он потонул во время кораблекрушения? Что однажды вечером в парке я отдалась Калле-с-Поворота? Я не одна была такая! Ракель Мюрвалль смотрит на Зака с чуть заметным презрением во взгляде. Потом поворачивается и проходит в комнату. Они следуют за ней. А она говорит, словно хлещет плеткой: — Калле так и не узнал, что он отец мальчика. Но я крестила ребенка под этим именем — Карл, чтобы никогда не забывать, откуда он у меня. «Ты, — думает Малин, — и ему не дала забыть об этом. Нашла способ». Глаза ее сейчас холодны. — И как, вы думаете, мне приходилось с ним здесь? А сын моряка — это сын моряка. Они проглотили это, шоколадные сплетницы из поселка. — А как Карл узнал об этом? — спрашивает Зак. — Черный и мальчики плохо обращались с ним? — На мой семидесятый день рождения он явился с каким-то чудным ожерельем на шее. Думал, будто теперь что-то собой представляет. И тут я сказала ему все как есть. «Твой отец Калле-с-Поворота, — так я сказала. — Инженер ты! И что с того?» Он стоял там, где вы сейчас. Старуха отступает назад, делает движение рукой в сторону Малин и Зака, размахивает ею, как бы отпугивая их: «Прочь… прочь…» — Но если вы что-нибудь расскажете мальчикам, я вам устрою такую жизнь, что лучше бы вам на свет не родиться. «Она не боится угрожать полиции, — думает Малин. — Призраков надо отогнать любой ценой. И все-таки ты из тех, кто движет эволюцию, Ракель. Что бы это значило?» Из окна своей кухни Ракель Мюрвалль видит, как двое полицейских возвращаются к автомобилю, ступая в собственные следы. Она чувствует, что злоба ее улеглась и уступила место способности рассуждать здраво. И вот она выходит в прихожую и берет со столика телефон. 59
Бритта Сведлунд поднимается, впиваясь глазами в Иоакима Свенссона и Йимми Кальмвика, только переступивших порог ее ректорского кабинета в школе поселка Юнгсбру. Комната, пропитанная запахом кофе и никотина, вибрирует от ее гнева. «Должно быть, время от времени она здесь курит», — подумала Малин, как только вошла. Завидев Малин и Зака, мальчики тут же попятились и хотели убежать, но остановились как прикованные под строгим взглядом ректора. А еще раньше, пока Малин и Зак ожидали появления Иоакима и Йимми, вызванных с урока английского языка, Бритта Сведлунд излагала им свою педагогическую философию: «Вы должны понять, что помочь можно не всем. Я фокусирую внимание, может быть, и не на самых одаренных, но на тех, кто действительно хочет учиться. И можно заставить человека захотеть большего, чем то, на что он рассчитывает. Но есть и безнадежные, и я решила раз и навсегда, что на них не стоит тратить силы». |