Книга Тайна исхода, страница 49 – Уилл Адамс

Нокс откинулся в кресле, заставив его мягкую кожу сладострастно охнуть, и постарался осмыслить услышанное. Петерсон со своей командой отрезали у мумий шесть ушей, чтобы проверить их татуировки в ультрафиолетовом свете. Это, вкупе с предыдущими раскопками Техасского общества библейских археологов в Кефалинии, означало только одно — они шли по следам карпократов. Неясным было только — зачем.

Костас поразмышлял пару мгновений, когда Нокс адресовал ему этот вопрос.

— А эти твои техасские археологи сильно религиозны?

— Да.

— Тогда, возможно, дело вот в чем. Видишь ли, карпократы славились тем, что… Извини. — В дверь звонили, и Костас, недоговорив, поднялся и пошел открыть.

— Конечно. — Нокс тоже поднялся и подошел к столу, где лежала раскрытая энциклопедия, и поискал статью о карпократах, но не нашел. Тогда он подошел к полкам и, покопавшись, вытащил тонкую книгу в кожаном переплете с биографией Филона Александрийского. [84] Крашеный переплет пачкался, оставляя на пальцах и ладонях коричневые следы, напоминавшие высохшую кровь.

Дверь в библиотеку снова открылась. Нокс обернулся и увидел бледного и потрясенного Костаса.

— Что случилось? — спросил он, но тут же все понял и похолодел, увидев за спиной грека двух полицейских. Он считал себя здесь в безопасности и позволил себе расслабиться. Но они каким-то образом разыскали его. На какую-то секунду ему пришла в голову мысль попробовать бежать, но бежать здесь было некуда. И он заметил, как в улыбке дрогнул уголок рта полицейского, будто он только ждал предлога, чтобы применить силу. Нокс заставил себя смириться, решив спокойно проследовать с ними и постараться выяснить, что, черт возьми, происходит и как им удалось его выследить.

Огюстэну и Фаруку не удалось узнать абсолютно ничего от студентов Петерсона. С короткой стрижкой «ежик» и блаженными улыбками они все как на подбор казались одинаковыми и твердили одно и то же.

— А ваше имя? — спросил Фарук последнего.

— Грин, сэр. Майкл Грин, — ответил он и обернулся через плечо на Петерсона, будто хотел удостовериться, что назвал его правильно.

— И вы также видели нарушителя?

— Да, сэр.

— Расскажите об этом.

— Ну, было уже темно, знаете. И я не думаю, что…

Зазвонил мобильник Фарука. Тот вздохнул и посмотрел на Огюстэна.

— Мне надо ответить на звонок, — сказал он. — Выслушайте его.

— Конечно, — ответил Огюстэн, подавляя зевок. Он кивнул молодому человеку продолжать, а Фарук тем временем вышел.

— Я говорил, что вряд ли смогу добавить что-нибудь к рассказу остальных.

— И все же. Что делал нарушитель?

— Простите?

— Он стоял, сидел, полз? Шел навстречу? Уходил? Во что он был одет? Какого цвета волосы? Заметил ли, что его обнаружили?

— А-а. — На щеках Майкла появился румянец, и он снова взглянул на Петерсона. — Сейчас трудно вспомнить точно, — сказал он. — Все произошло так быстро.

— Но что-то вы должны помнить?

Петерсон сделал шаг вперед.

— Вы же не пытаетесь давлением на свидетелей заставить их сказать то, чего они не видели?

— Я просто хочу убедиться, что он ничего не забыл.

— Ты ничего не забыл, Майкл? — спросил Петерсон.

— Нет, сэр.

— Вот видите, доктор Паскаль. Он ничего не забыл.

— Хорошие новости, — объявил вернувшийся Фарук, закончив разговор. — Мои люди взяли Нокса.

У Огюстэна сжалось сердце.

— Что?

— Вы знаете, доктор Паскаль, что я ненавижу больше всего на свете? — вместо ответа спросил Фарук. — Когда меня принимают за идиота. Все, с кем я утром разговаривал в Высшем совете. Знаете, что они мне сказали? Они сказали, что если я хочу найти Нокса, то надо поговорить с вами, доктор Паскаль. Вы — его лучший друг. А когда я спросил у вас о Ноксе, вы мне не сказали ни слова о вашей большой дружбе. Ни слова. Вы думаете, я — идиот? Вы так думаете?

— О Господи! Вы говорите по-французски?..

Хук правой Фарука пришелся как раз по ребрам Огюстэна.

— А это за то, что назвали мою мать жирной коровой, — пояснил он.

Камера лежала там, где Лили уронила ее. Объектив и дисплей были в целости, но блок питания отскочил и, несмотря на все старания Халеда, никак не вставал на место. Он передал его Фейсалу, который среди них считался самым мастеровым, и велел починить.

После быстрого осмотра тот покачал головой:

— Для этого нужны инструменты. — Покопавшись в сумке, где лежала камера, он нашел провода. — А вот это должно сработать, — пояснил он. — Можно попробовать подсоединить их к источнику питания в Царской усыпальнице.

Халед кивнул. Идея была хорошей, только придется чем-то закрыть фрески, чтобы не выдать себя.

— Нассер, — приказал он, — принеси одеяла и простыни из другой гробницы. Абдулла, ты включишь генератор. — Он подошел к пленникам: — Ваши вещи, пожалуйста. Телефоны, кошельки, часы, ключи, драгоценности. Все. Положите на землю. — Для убедительности он дал им пару тычков, собрал все вещи и сложил их в сумку из-под камеры. — Теперь вставайте! — скомандовал он.

— Что вы собираетесь с нами сделать? — жалобно спросил Стаффорд.

— Шевелитесь!

Генератор заработал как раз в тот момент, когда они добрались до Царской усыпальницы: лампочки на полу мигнули и загорелись ровным светом. Они затолкали пленников в погребальную камеру. Фейсал подключил и проверил работу камеры. Она работала. Наконец-то хоть что-то стало получаться. Пришел Абдулла, а за ним Нассер с ворохом пыльных простыней. В правом крайнем углу камеры на некотором возвышении находилась грубо высеченная ниша. Они укрепили там простыни и свесили их вниз до пола, полностью закрывая фрески.

Довольный проделанной работой, Халед поискал в кармане ручку и, усевшись на пол, принялся составлять послание.

Полицейские поместили Нокса в сырую камеру предварительного заключения, где уже томились двое задержанных. Один из них — высокий худой парень со спутанной бородой и в желтоватой галабайе, который постоянно перебирал четки и что-то, не переставая, бормотал. Другому, с нездоровым цветом лица и в мятом белом костюме, было за сорок. Он лежал на кушетке напротив и постоянно вскакивал, потирая руки и щеки, как опустившийся наркоман.