Онлайн книга «Инферно»
Так что вопрос оставался: зачем туда летит Лэнгдон? Этот непонятный маршрут американского профессора был еще одним звеном в цепи его странных поступков начиная с прошлого вечера, и сколько ни старалась Сински, она не могла найти им разумного объяснения. На чьей он стороне? Правда, Сински познакомилась с Лэнгдоном всего несколько дней назад, но она неплохо разбиралась в людях и не могла поверить, чтобы такого человека соблазнили деньгами. И все же вчера вечером он прервал с нами всякие контакты. А теперь казалось, Лэнгдон носится между городами, словно какой-то шпион. Или решил, что правда на стороне Зобриста? От этой мысли ее обдало холодом. Нет, убеждала она себя, я слишком хорошо знаю его репутацию, он на такое не способен. Сински познакомилась с Робертом Лэнгдоном четыре дня назад в транспортном самолете «С-130», переоборудованном под мобильный координационный центр Всемирной организации здравоохранения. В начале восьмого самолет приземлился на аэродроме Хэнскомфилд в двадцати с небольшим километрах от Кембриджа, Массачусетс. Сински не знала, как выглядит знаменитый профессор, с которым она связалась по телефону, и была приятно удивлена видом человека, уверенно поднявшегося по трапу в хвостовую часть самолета. Он вошел с беспечной улыбкой. – Доктор Сински, я полагаю? – Лэнгдон крепко пожал ей руку. – Профессор, ваш приход – большая честь для меня. – А для меня – ваше приглашение. Лэнгдон оказался высоким красивым мужчиной с интеллигентной внешностью и низким голосом. Поскольку его забрали прямо из университета и неожиданно, он, вероятно, был в рабочем костюме – твидовый пиджак, полотняные брюки защитного цвета и мокасины. Выглядел он моложе и спортивнее, чем она ожидала, и это лишний раз напомнило ей о ее возрасте. Я гожусь ему в матери. – Спасибо, что согласились приехать, профессор, – сказала она с усталой улыбкой. Лэнгдон показал на хмурого помощника, который был прислан за ним: – Ваш друг не оставил мне выбора. – Хорошо. За это ему и платят. – Красивый амулет, – сказал Лэнгдон, глядя на ее ожерелье. – Лазурит? Сински опустила глаза на голубой амулет в форме змеи, обвившей вертикальный столбик. – Современный символ медицины. Кадуцей – вы, конечно, знаете его название. Лэнгдон как будто хотел что-то сказать. Она ждала. Но он, должно быть, передумав, только улыбнулся и вежливо переменил тему: – Итак, почему я здесь? Элизабет пригласила его к столику из нержавеющей стали, за которым, видимо, происходили совещания. – Присаживайтесь. Мне надо кое-что вам показать. Лэнгдон неторопливо подошел к столу, и Элизабет отметила, что хотя профессор явно заинтригован неожиданным вызовом, он не проявляет ни малейшего беспокойства. Вот человек, который живет в ладу с самим собой. Будет ли он так же невозмутим, когда узнает, зачем его пригласили? – подумала она. Он сел, и Сински без предисловий подала ему предмет, который она с сотрудниками извлекла из депозитной ячейки каких-нибудь двадцать часов назад. Лэнгдон внимательно рассмотрел маленький резной цилиндр и кратко охарактеризовал его назначение. Ей оно было уже известно. Этот старинный валик использовался для оттисков. На нем было вырезано страшное изображение трехглавого Сатаны и одно слово: saligia. – Saligia, – сказал Лэнгдон, – это латинское мнемоническое… – Для семи смертных грехов, – подхватила Элизабет. – Мы осведомились. – Хорошо… – В голосе Лэнгдона слышалось недоумение. – Вы по какой-то причине хотели показать это мне? – Да. – Сински забрала цилиндрик и стала энергично его встряхивать. Внутри загремел шарик. Лэнгдон с удивлением наблюдал за ней и хотел уже спросить, что она делает, но в это время торец валика засветился, и она направила его на гладкий участок стенки фюзеляжа. Лэнгдон тихо присвистнул и подошел к изображению. – «Карта ада» Боттичелли, – сказал он. – На сюжет Дантова «Ада». Полагаю, вам это уже известно. Элизабет кивнула. Она со своей группой нашла это изображение в Интернете, с удивлением узнав, что оно принадлежит Боттичелли, известному в первую очередь своими светлыми, идеализированными образами «Весна» и «Рождение Венеры». Сински обожала обе картины, хотя воспевали они плодородие и жизнетворную силу и были еще одним горьким напоминанием о ее собственном бесплодии. Это было единственным постоянным сожалением в ее жизни, в других отношениях чрезвычайно плодотворной. – Я надеялась, что вы растолкуете мне символическое содержание этой картины, – сказала Сински. В голосе Лэнгдона впервые послышалось раздражение. – Вы за этим меня привезли? Я думал, у вас правда что-то чрезвычайное. – Снизойдите к старческому капризу. Лэнгдон тяжело вздохнул. – Доктор Сински, вообще говоря, если вам надо что-то узнать о какой-то картине, лучше всего обратиться в музей, где хранится оригинал. В данном случае это Апостолическая библиотека Ватикана. В Ватикане есть великолепные искусствоведы, и они… – Ватикан меня терпеть не может. Лэнгдон удивился: – И вас тоже? Я думал, только меня. Она грустно улыбнулась: – ВОЗ твердо убеждена, что широкая доступность контрацептивов – одно из ключевых условий здоровья планеты и в смысле предотвращения болезней, передаваемых венерическим путем, и в смысле контроля рождаемости. – А Ватикан считает иначе. – Да. Он потратил массу сил и денег, объясняя странам «третьего мира», какое зло несут противозачаточные средства. – Ну да, – с улыбкой отозвался Лэнгдон, – кому, как не восьмидесятилетним старцам, давшим обет безбрачия, наставлять мир в вопросах секса. Лэнгдон нравился ей все больше и больше. Она встряхнула проектор, чтобы подзарядить, и снова навела на стенку. – Профессор, посмотрите внимательнее. Лэнгдон шагнул к проекции, всмотрелся, подошел еще ближе и вдруг застыл. – Странно. Она изменена. Быстро заметил. – Да. И прошу вас объяснить, что означают эти изменения. Лэнгдон молча рассматривал картину, задержался на десяти буквах, из которых составилось слово catrovacer… потом на чумной маске и на странной фразе по краю со словами «глаза смерти». – Кто это сделал? – спросил он. – Откуда эта вещь? – Сейчас чем меньше вы об этом знаете, тем лучше. Я рассчитывала, что вы сможете проанализировать эти изменения и объяснить нам их смысл. |