
Онлайн книга «Три секунды»
Я теряю сознание, но всего на пару секунд. Я жив. Он еще лежал на полу с одуряющей болью в ушах, когда жар от взрыва достиг чана с соляркой и черный дым заполнил помещение. Дым повалил в дыру, только что бывшую окном, и стал серо-черной стеной, которая скрыла, затянула большую часть мастерской. Пит схватил ком форменной одежды, принадлежавшей пожилому инспектору, и швырнул ее в окно, потом сам выпрыгнул следом, на крышу всего на пару метров ниже. Я сижу неподвижно и жду. Я держу в охапке одежду, я ничего не вижу в густом дыму. Барабанных перепонок больше нет, и я с трудом слышу, но ощущаю вибрацию на крыше, на которой стою — это люди двигаются где-то рядом со мной, полицейские, которые спасают заложников. Один из них даже пробегает мимо меня, не успевая сообразить, кто я. Я не дышу, я не дышу с тех пор, как выпрыгнул в окно, я знаю, что дышать в ядовитом дыму — это верная смерть. Он двигался рядом с ними — они слышали шаги, но не понимали, что это шаги человека, который только что погиб у них на глазах, — шаги через всю крышу к блестящему жестяному коробу, похожему на трубу. Пит забрался в отверстие и перебирал руками и ногами по стенкам, пока не оказался там, где труба сужалась. Там он перестал упираться в стенки, позволил телу упасть вниз, на дно вентиляционной шахты. Я съеживаюсь и ползу по трубе, диаметр которой шестьдесят сантиметров и по которой можно попасть в здание. Я тащу себя вперед отрезок за отрезком, упираюсь руками в металл, пока не оказываюсь на техническом этаже, откуда дверь ведет в подземный коридор тюрьмы. Я ложусь на спину, узел из одежды — под головой, как подушка. Я пролежу в вентиляционном коробе не меньше трех дней, я буду ссать, срать и ждать, но я не буду желать, не буду чувствовать. Ничего не существует. Пока что ничего не существует. Пит приложил ухо к двери. Он с трудом разбирал звуки, но, кажется, там кто-то ходит. Это надзиратели идут мимо двери в подземном коридоре. Заключенных в это время уже нет, их загнали в камеры и заперли. Пит провел рукой по лицу, по темени — ни бороды, ни волос, засохшая моча смыта с ног. Новая одежда пахла другим человеком, каким-то одеколоном или лосьоном после бритья, которым, должно быть, пользовался пожилой инспектор. Снова движение с той стороны. Идут несколько человек. Он посмотрел на часы. Без пяти восемь. Он еще немного подождет. Надзиратели заперли заключенных и теперь возвращаются, они сейчас разойдутся по домам. С ними встречаться не надо, они знают его в лицо. Пит постоял еще пятнадцать минут. Вокруг него была темнота и пятьдесят семь желтых, красных и зеленых лампочек технического этажа. Пора. Еще несколько человек. Сейчас, наверное, это ночная смена. Те, кто заступает на пост после отбоя, никогда не встречаются с заключенными и не знают их в лицо. Слух теперь сильно ослаб, но Пит был уверен — надзиратели уже прошли мимо. Он отпер дверь, открыл, вышел и закрыл дверь за собой. Они уже успели уйти метров на двадцать. В подземном коридоре, который соединяет корпус «G» и центральный пост, Пит увидел спины троих. Один — его ровесник, двое других значительно моложе и, похоже, только что с курсов, направляются на свое первое рабочее место. В Аспсосской тюрьме в конце мая традиционно появлялось множество новичков, пришедших поработать летом, заменить ушедших в отпуск; после ознакомительной беседы, которая длилась всего час, они надевали форму, а после ускоренных двухдневных курсов приступали к работе. Надзиратели остановились перед одной из запертых дверей, которые делили коридор на отсеки, и Пит торопливо подошел к ним. Тот, что был чуть постарше, держал в руках связку ключей и, когда Пит возник у них за спинами, как раз отпер дверь. — Будьте добры, не закрывайте. Они обернулись, разглядывая его. — Я чуток задержался. — Домой? — Да. В голосе надзирателя не было подозрительности — обычный вежливый вопрос, адресованный сослуживцу. — Новенький? — Такой новенький, что еще ключей не дали. — Значит, всего два дня? — Вчера начал. — Совсем как эти двое. Завтра вас всех ждет третий день. Ваш первый день с ключами в кармане. Пит пошел следом. Они смотрели на него. Они говорили с ним. Теперь он был просто одним из четверых надзирателей, и они все вместе шли по тюремному переходу к центральному посту и воротам тюрьмы. Они расстались возле лестницы, которая вела вверх, в корпус «А» и одиннадцатичасовой рабочей смене. Пит пожелал им спокойной ночи, а они с завистью поглядели на сослуживца, которому предстоит провести вечер дома. Пит стоял посреди большого кабинета, куда приводили новоприбывших. Три двери, из которых следовало выбрать одну. Первая, чуть наискось от него, — комната для свиданий: с женщиной, другом, полицейским или адвокатом. Именно здесь Стефан Люгас получил информацию о том, что в организацию проник полицейский агент, стукач, шептун, который должен умереть. Другая дверь, за спиной у Пита, вела в коридор, который заканчивался возле корпуса «G». Пит чуть не рассмеялся — можно вернуться в свою камеру в инспекторской форме. Он посмотрел на третью дверь. Ту самую, через которую можно выйти к центральному посту: бессонный монитор, пронумерованные кнопки. Одним нажатием можно было из большого «стакана» центральной вахты открыть любую дверь тюрьмы. В будке сидели двое. У окошечка — жирный мужик с темной неопрятной бородой, галстук повис на плече. За спиной у жирного сидел другой, гораздо худощавее. Худой сидел спиной к двери, лица не было видно, но Пит предположил, что худощавому лет пятьдесят и что он — какое-то начальство. Пит сделал несколько глубоких вдохов, напрягся, стараясь держаться прямо: взрыв не только лишил его барабанных перепонок, но и здорово нарушил чувство равновесия. — Домой в форме? Уже? — Не понял. Круглолицый охранник с жидкой бороденкой уставился на него. — Ты же из этих, из новеньких? — Да. — И уже уходишь домой в форме? — Так получилось. Охранник улыбнулся. Он никуда не спешил; одно-два ничего не значащих слова — и вечер станет короче. — Тепло на улице. Страсть какой хороший вечер. — Да уж. — Прямо домой? Охранник чуть отклонился в сторону и поправил небольшой настольный вентилятор, глоток воздуха в душном помещении. Другого, худощавого, сидевшего на стуле позади первого, стало видно лучше. |