Книга Три секунды, страница 14 – Андерс Рослунд, Берге Хелльстрем

Операция. Собственная инициатива. Ситуация.

Хоффманн снова посмотрел на Крышу.

Все эти слова мы говорим ради тебя.

Но зачем ты здесь? Зачем сидишь рядом со мной и слушаешь то, что может значить все и не значить ничего?

Я больше не боюсь.

Но еще не понимаю.

— Надеюсь, подобное не повторится.

Он не ответил. Последнее слово — за заместителем. Так работает система. Пит Хоффманн хорошо играл свою роль в этом спектакле, иначе, он знал, его ждет гибель: жизнь оборвется в тот момент, когда он станет Паулой, и тогда ему суждено кончить, как тому покупателю…

Он знал свою роль, свои реплики, он лучше отрепетировал спектакль — и он не умрет. Пусть умирают другие.

Крыша слегка пошевелился — еле-еле, но отчетливо кивнул заместителю.

У него был довольный вид. Хоффманна одобрили.

Заместитель на это и рассчитывал. Он поднялся, еле заметно улыбаясь.

— Мы собираемся немного расшириться на закрытом рынке. Мы уже вложили деньги в дело и освоили все секторы рынка в соседних скандинавских странах. Теперь освоим и ваш регион. Швецию.

Пит Хоффманн молча посмотрел на Крышу, потом на заместителя.

Закрытый рынок.

Тюрьмы.

* * *

Резкий направленный свет отражался в обеих металлических скобах. Кранц насыпал на одну скобу голубого порошка, долил воды и попросил Гренса стянуть зеленую простыню, которой было накрыто человеческое тело на стоящей посреди морга каталке.

Обнаженный мужчина.

Бледная кожа, хорошо сложенный, не старый.

И лишенное кожи лицо. Голый, чисто вымытый череп на в остальном неповрежденном теле.

Все это вместе представляло собой странное зрелищ, но кожа могла помешать найти правильный ответ, и поэтому ее удалили.

— Альгинат. Возьмем альгинат. И хватит. Есть составы подороже, но не будем их тратить на вскрытие.

Криминалист раздвинул челюсти мертвеца, прижал к верхним зубам скобу с голубой массой и крепко держал пару минут, пока смесь не застыла.

— Фотографии, отпечатки пальцев, ДНК, отпечатки зубов. Я доволен.

Он сделал два шага назад по стерильному полу и кивнул Людвигу Эррфорсу, патологоанатому.

— Входное отверстие.

Эррфорс указал на обнаженный череп и правый висок.

— Пуля вошла в os temporale, [15] а замедлилась вот в этом месте. — Он прочертил пальцем линию в воздухе от большой дыры в виске к середине черепа. — Ясно видно, как оболочка пули ударила в твердую кость и разделилась, получились две пульки меньшего размера, вот и два выходных отверстия слева. Одно — в мандибуле, нижней челюсти. Другое — в os frontale. [16]

Гренс посмотрел на Кранца. Криминалист был прав с самого начала, еще когда сидел на корточках в той квартире.

— И вот это, Эверт. Я хочу, чтобы ты особенно внимательно посмотрел вот сюда.

Людвиг Эррфорс держал правую руку мертвеца — странное ощущение: мышцы не реагируют, что-то, что совсем недавно было живым, стало как будто резиновым.

— Видишь? Отчетливые отметины на запястье. Кто-то держал его за руку post mortem.

Гренс снова глянул на Нильса, тот с довольным видом кивнул. Он и здесь оказался прав. Кто-то брал за руку убитого после смерти. Кто-то хотел, чтобы все выглядело как самоубийство.

Гренс отошел от освещенной каталки посреди зала и открыл окно в коридоре; на улице было темно, уже и поздний вечер заканчивался.

— Ни имени. Ни истории. Мне нужно больше. Я хочу подобраться к нему поближе.

Он внимательно посмотрел на Кранца, потом на Эррфорса. Ждал. Наконец судебный медик откашлялся.

Всегда найдется что-нибудь еще.

— Я посмотрел пару зубных пломб. Вот этой, почти посреди нижней челюсти, лет восемь-десять. Совершенно точно — шведская. Видно по работе, по качеству, по материалу — он сильно отличается от того, что в Европу импортируют из Тайваня. У меня тут один лежал на прошлой неделе, чех с пломбами в нижней челюсти — так у него каналы были запломбированы цементом, это… весьма далеко от того, что у нас считается приемлемым.

Руки патологоанатома скользнули от лишенного кожи лица к животу.

— Ему вырезали аппендикс. Вот шрам. Хорошая работа, аккуратный шов и толстая кишка сшита технично. Операцию явно делали в шведской больнице.

Глухой звук и ощущение, что земля содрогнулась. Почти в полночь по обнесенному оградой участку, мимо окон центра судмедэкспертизы в Сольне проехал грузовик.

Людвиг понял вопросительный взгляд Гренса.

— Не бери в голову. Они тут недалеко разгружаются. Понятия не имею, что привозят, но грохочут каждый вечер.

Патологоанатом отошел от каталки, чтобы дать место Эверту.

— Зубные пломбы, операция аппендицита и то, что я определил бы как североевропейская внешность. Эверт, он — швед.

Гренс внимательно изучал лицо-череп с белыми промытыми костями.

Мы обнаружили следы желчи, амфетамина и резиновой массы.

Но все это — не из тебя.

Мы установили, что наркотики связаны с польской мафией.

Но ты швед.

Ты — не «верблюд». Ты не продавец.

Ты покупатель.

— Следы наркотиков?

— Нет.

— Точно?

— Нет отметин от шприца, в крови ничего, в моче ничего.

Ты покупал, но сам не употреблял.

Гренс повернулся к Кранцу:

— Тот вызов.

— Да?

— Успели с ним разобраться?

Нильс кивнул:

— Я как раз с Вестманнагатан. У меня была теория. Я съездил, чтобы кое в чем убедиться. Помнишь помехи прямо перед последней фразой, перед «на пятом этаже»? Последней в том коротком сообщении?

Коротко глянул на Гренса; тот вспомнил.

— Я оказался прав. Шум был от холодильника на кухне. Та же частота. Те же интервалы.

Эверт Гренс легонько похлопал ладонью по ноге мертвеца.

— Звонили из кухни?

— Да.

— А голос? Ты бы сказал, что звонил швед?

— Говорили без акцента. Мелардальский выговор.

— Значит, у нас двое шведов. Оба в одно время оказываются в квартире, где польская мафия проводит сделку по продаже наркотиков, и сделка заканчивается расправой. Один лежит здесь. А другой — звонит. — Рука снова легко легла на ногу мертвеца, словно Гренс надеялся, что тот пошевелится. — Что ты там делал? Что вы там делали?