Книга Три секунды, страница 42 – Андерс Рослунд, Берге Хелльстрем

Замкнутая система, бежать некуда.

Если меня раскроют. Если я спалюсь. Если меня бросят.

Тогда у него не будет выбора.

Он умрет.

Он лег на пол балкона, подполз к перилам, обеими руками прижал к плечу воображаемое оружие и нацелил на окно, которое выбрал себе на третьем этаже корпуса «В». Посмотрел на деревья, росшие вдоль каменной ограды кладбища. Ветер усилился, теперь шевелились и толстые ветки.

Скорость ветра — двенадцать метров в секунду. Корректировка: восемь градусов вправо.

Хоффманн навел воображаемую винтовку на голову, мелькавшую в окне мастерской. Открыл сумку, достал дальномер, направил на то же окно.

Он еще раньше определил расстояние: тысяча пятьсот метров.

Посмотрел на экран, чуть улыбнулся.

От балкона церкви до армированного окна было ровно тысяча пятьсот три метра.

Расстояние — тысяча пятьсот три метра. Обзор свободный. От выстрела до попадания — три секунды.

Пит обеими руками стиснул несуществующую винтовку.

Было без пяти десять, когда он прошел мимо могил, под прикрытием платанов и дальше, по старательно выровненной дорожке к машине, дожидавшейся его за кладбищенской калиткой. Он все успел, приготовил все необходимое, и, когда откроется Аспсосская библиотека, будет первым ее посетителем.

Своеобразное строение возле маленькой площади, зажатое между банком и магазином сети «ICA». Приветливая библиотекарша лет пятидесяти.

— Вам помочь?

— Да. Я только уточню пару названий.

Детский уголок с подушками, стульчики, одинаковой высоты стопки книжек про Пеппи Длинныйчулок, три простых стола для тех, кто хочет позаниматься или спокойно почитать, диван с наушниками — слушать музыку, компьютеры — для выхода в интернет. Чудесная маленькая библиотека — спокойная, где люди проводили время осмысленно — контрастировала с тюремными стенами, которые были видны из каждого окна и сочились тревогой и несвободой.

Хоффманн сел за один из компьютеров, стоявших на библиотечном прилавке, и стал смотреть каталог. Ему требовались шесть названий шести книг, он искал только те, которые точно долгое время никто не брал.

— Вот.

Приветливая женщина прочитала его требование: Байрон «Дон Жуан», Гомер «Одиссея», Юханссон «Из глубины шведских сердец», Бергман «Марионетки», Бельман «Мое жизнеописание», из всемирной литературы — книжка издательства «Атлантис» «Картины Франции». [24]

— Стихотворения… и названия такие… нет, мне кажется, здесь нет этих книг.

— Я их видел.

— Понадобится какое-то время, чтобы их принести.

— Они нужны мне сейчас.

— Я здесь одна и… они в хранилище. Мы так про них говорим. Про книги, которые не часто спрашивают.

— Я буду очень, очень благодарен, если вы сможете принести их сейчас. Я тороплюсь.

Женщина вздохнула, но не тяжело — как человек, столкнувшийся с проблемой, которая на самом деле доставляет ему удовольствие.

— Вы — единственный посетитель. И народу не будет до самого обеда. Я спущусь в подвал, а вы пока приглядите тут.

— Спасибо. И только в переплете. В твердом.

— Простите?

— Не растрепанные покеты и не в фальшивом твердом переплете.

— Составной переплет. Нам такие дешевле обходятся. А содержание то же самое.

— В твердой обложке. Все дело в том, как я читаю. Вернее — где читаю.

Хоффманн уселся в кресло библиотекаря за стойкой и стал ждать. Он и раньше бывал здесь, брал книги, которые не пользовались спросом и потому хранились в подвальном этаже, в хранилище; точно так же он наведывался и в другие библиотеки поселков, построенных вокруг самых суровых тюрем Швеции. Он брал книги в городской библиотеке Кумлы, в числе абонентов которой были заключенные тамошней тюрьмы, долго брал книги в городской библиотеке Сёдертелье, обслуживающей читателей в исправительном учреждении Халль. Заключенные тюрьмы, находящейся всего в двухстах метрах, получали книги из Аспсосской библиотеки, а если эти книги к тому же находились в хранилище, то можно было гарантированно получить тот самый экземпляр, который ты заказывал.

Библиотекарша, тяжело дыша, открыла обитую металлом дверь лестницы, по которой недавно спустилась в подвал.

— Крутые ступеньки. — Она улыбнулась. — Надо почаще бегать по утрам.

Шесть книг на библиотечной стойке.

— Подойдут?

Твердые обложки. Большие. Тяжелые.

— Тюльпаны и стихи.

— Как вы сказали?

— Книги — то, что надо.

На площади Аспсоса было ветрено, солнечно и почти безлюдно. Какая-то пожилая дама в ходунках с трудом перемещалась по булыжникам, мужчина примерно ее лет (пластиковый пакет на руле велосипеда) обеими руками рылся в мусорном баке в поисках стеклянных бутылок. Хоффманн медленно выехал из поселка, куда ему предстояло вернуться через десять дней в наручниках и в специальной машине с решетками.

— Я все равно хочу знать — как.

— Мы уже трижды устраивали подобное.

Замкнутая система, бежать некуда.

Разоблаченного полицейского агента, стукача, так же ненавидят в тюремном коридоре, как мелких извращенцев, педофилов или насильников, их место — в самом низу иерархии, которая принята в европейских тюрьмах и которая дает убийцам и тем, кто совершил связанные с наркотиками тяжкие преступления, особый статус и власть.

— Вас официально помилуют. Мы найдем какую-нибудь гуманную причину Уточнять не обязательно, но найдем. Медицинских или любых гуманитарных соображений вполне достаточно, чтобы Министерство юстиции приняло решение, которое потом засекретит.

Если что-нибудь случится… Обещание замминистра — единственное, что у него есть. Обещание и принятые им самим меры.

Хоффманн бросил взгляд на приборную панель. Осталось восемнадцать часов.

До Стокгольма — несколько миль; Хоффманн проскочил через потрепанные окраины, и тут один из его телефонов зазвонил. Сердитый женский голос — воспитательница из детского садика Хагторнсгорден.

У мальчиков поднялась температура.

Хоффманн поехал к Эншедедалену. Ему так нужен был этот день — а альведон перестал действовать.

Умная женщина, года на два моложе его самого, — Хуго и Расмус в надежных руках.

— Я не понимаю.

Эта же женщина всего два дня назад позвонила и сообщила ему, что у мальчиков поднялась температура. Теперь, в кабинете, она смотрела на Пита, изучала его, пока двое горячих от жара детей ждали на скамейке в игровой комнате.