Онлайн книга «Ячейка 21»
|
Он еще что-то говорил, но Лидия боялась его слушать. Они ушли, но она даже не заметила этого. Она взглянула на свой блокнот. Она знала, за что с ней так поступили. Знала, что такое никогда больше не повторится. Этажом ниже. Три человека лежали там, в палате номер два одного из терапевтических отделений Южной больницы. Едва ли они виделись или были знакомы с женщиной, что лежала наверху с исхлестанной кнутом спиной. Она едва ли виделась или была знакома с ними. Пол палаты Лидии Граяускас был их потолком, больше их ничего не связывало. Лиса Орстрём стояла посреди палаты и разглядывала трех своих пациентов. Она стояла там уже несколько минут. Ей было тридцать пять лет, и она устала. После двух лет работы все ее коллеги-ровесники одинаково устали. Они часто об этом говорили. Работала она много, как и все остальные, и при этом работы ей вечно не хватало. Это чувство охватывало ее в те бесконечно длинные дни, когда она возвращалась домой, чтобы выспаться. Ей недоставало всего этого: ходить по палатам, осматривать больных, ставить диагноз, определять состояние и назначать лечение. А потом переходить к следующей койке, затем в следующую палату, и так без конца. Она посмотрела на троих, на всех троих разом. Пожилой мужчина у окна не спал. У него были колики, и он, держась за живот одной рукой, другой пытался нащупать кнопку звонка – где-то там, у столика на колесах, того самого, на котором привезли еду, только к ней он даже не притронулся. Мужчина рядом был много младше – почти мальчишка, восемнадцать-девятнадцать лет, скоро уже пять лет, как он путешествует из одного отделения Южной больницы в другое. Тело его, такое крепкое в самом начале внезапной болезни, страшно исхудало. Он все стонал и плакал, жаловался и ныл, перемежая слова тяжелыми медленными вздохами. Вместе с весом он потерял все волосы и теперь лежал там, несчастный и молчаливый, тупо уставившись в стену. Так он смотрел на нее подолгу каждый раз, принимая как данность тот факт, что вот он проснулся и его ждет еще одно утро. Третий был новенький. Лиса Орстрём тяжело вздохнула. Это из-за него она чувствовала себя такой уставшей и разбитой, из-за него она стояла тут и смотрела на них, ожидая, пока из коридора не раздастся гневный звон настенных часов. Он лежал в стороне от других, в самом дальнем углу палаты, прямо напротив пожилого мужчины. Его доставили вчера вечером. Удивительно несправедливым казалось ей то, что из них троих только этот выживет, поправится и покинет больницу с бьющимся сердцем. Она знала, что не имеет права так думать, ну да все равно. Несмотря на то, что вчера еще он был скорее мертв, чем жив. Да и сегодня состояние у него неважное. На таких, как он, уходили часы работы и столько сил, стараний, столько умения. А ведь это случится с ним еще, и не один раз. Он будет повторять это снова и снова, и каждый раз она или кто-то из ее коллег будет вынужден спасать его шкуру. А потом стоять вот так безвольно посреди палаты, смотреть и чувствовать себя разбитым, уставшим и несчастным. Это их врачебный долг. Она ненавидела его за это. Она подошла к его койке. Долг. Врачебный долг. – Ну что, снова очнулся? – Черт, что за хрень? – Передозировка. В этот раз мы едва справились. Он стянул повязку с головы: вчера он упал лицом на пол. Он держал повязку одной рукой, а второй принялся ковырять язву, что была у него в носу. Эту его отвратительную привычку ей никогда не удавалось побороть, хотя она честно пыталась. При каждой их встрече. Она посмотрела в записи. В принципе, в этом не было нужды – ведь она и так знала о нем почти все. Хильдинг Ольдеус, двадцать восемь лет. Она скользнула взглядом по колонке цифр и дат. Двенадцатый раз он здесь. Двенадцатый раз он попадает сюда с передозировкой героина. В пятую или шестую их встречу она еще сильно переживала, даже плакала. Теперь ей безразлично. Она должна выполнять свою работу. Лечить всех с равным усердием. Этого она изменить не могла. – Тебе повезло. Человек, который вызвал «скорую», видимо, твой приятель, сделал тебе и искусственное дыхание, и массаж сердца прямо там, на месте. В кабинке моментальной фотографии на Центральном вокзале. – Ольссон. – Иначе на этот раз твой организм не выдержал бы. Он копался в ране в носу. Она хотела было его остановить, как делала обычно, но вспомнила, что его рука скоро снова потянется к язве, так что пусть себе хоть всю рожу расцарапает, если хочет. – Я не желаю тебя больше здесь видеть. – Сеструха, ядрен батон… – Никогда больше. Хильдинг попытался сесть в кровати, но тотчас же упал назад, побледнел и схватился рукой за лоб. – Вот видишь. Не дала мне денег – теперь мучаюсь. Концентрированный герыч, сечешь? – Извини? – Змея. Предательница. Лиса Орстрём вздохнула: – Слушай, ты. Это не я намешала героин с лимонной кислотой. Это не я набрала эту гадость в шприц. Это не я кололась. Это был ты, Хильдинг. Все это сделал ты. – Болтай-болтай. Много ты понимаешь. – Не понимаю. Я практически ничего не понимаю в том, о чем говорю. Она остановилась. Не сегодня. Он остался жить. Придется с этим считаться. Она принялась вспоминать, как так получилось, что его проблема медленно, но верно переросла в их общую, в ее проблему. Каждый шприц – держала в руке она, каждый раз в мерзкую ночлежку – попадала она, каждый раз передозировка и остановка дыхания – были у нее. Она ходила в группу аутотренинга, на все эти курсы «помоги себе сам», там ей объяснили, что она была вовлечена в этот круговорот. Что ее собственные чувства ничего не значили, и были долгие периоды в ее жизни, когда их почти совсем не существовало. Важным было только одно – наркозависимость Хильдинга. Это и только это управляло ею, управляло всей их семьей. Не успела она встать и выйти в коридор, как он принялся ее звать. Она решила не возвращаться к нему и уйти к своим пациентам, но он кричал все громче и громче. Она постояла в коридоре несколько минут, плача от ярости, а потом ворвалась к нему в палату. – Чего ты хочешь?! – Сеструха, ну че ты, как эта… – Чего! Ты! Хочешь?!! – Ну чего, мне просто так вот тут валяться? У меня ж передоз! Лиса Орстрём почувствовала, что на нее с беспокойством смотрят и пожилой мужчина с коликами, и молодой парень, который так не хотел умирать. Они смотрели на нее, и она должна была сделать все, чтобы внушить им мужество, поддержать их. Но она не могла. Только не сейчас. – Сеструха, мне бы транквилизаторов… – Нет. Уж кто-кто, а ты ничего здесь не получишь. Хочешь – дождись своего врача и спроси его. Но учти – получишь тот же ответ. |