Книга Ячейка 21, страница 80 – Андерс Рослунд, Берге Хелльстрем

Он продолжал смеяться, теперь тише, качая головой:

– Преступница, Граяускас, погибла. Пострадавший, Нордвалль, погиб. И кому какое дело, зачем да почему. По крайней мере народ, налогоплательщиков наших, которые нам зарплату платят, это не интересует!

Свен Сундквист так и стоял у окна. Заорать? Перекричать его, чтобы не слышать, что он несет? Нет: он же знал, что скрывается за этим напором. Страх.

– Эверт, это и есть твоя правда?

– Нет, Свен, она твоя.

– Нет. Никогда. Видишь ли, мы с ней тогда не закончили разговор. В аквариуме. Потом мы встретились в ресторане. В центре Клайпеды. И Алена Слюсарева рассказала мне, как их с Граяускас три года возили по всей Скандинавии. Как товар. Про двенадцать палок в день. Про тюрьму, рабство, унижения – я словно сам все это испытал. На собственной шкуре. Рогипнол, чтобы забыться, водка – чтобы отключиться, чтобы выжить с этим стыдом в душе, потому что он никогда их не оставит.

Эверт встал и направился к двери. Он махнул Свену, чтобы тот следовал за ним.

Свен кивнул, но пошел не сразу, сперва остановившись у фотографий двух полицейских – девушки и парня, – у которых вся жизнь еще впереди. Особенно его глаза. Свен не мог оторваться от них – такие живые. Таких глаз у него он никогда раньше не видел.

Они не соответствовали этой квартире.

Сияли, были полны жизни.

Здесь же вокруг только пустота, словно однажды все замерло.

Он оставил в покое фотографии и вышел из библиотеки в бесконечный коридор, миновал две комнаты и вошел в третью – кухню. Точно о такой мечтала Анита – достаточно просторная, чтобы готовить, и достаточно уютная, чтобы посидеть и поговорить.

– Голодный?

– Нет.

– Кофе будешь?

– Нет.

– А я выпью.

Он поставил ковшик на плиту, и она загорелась красным неоновым светом.

– Плевал я на твой кофе.

– Ничем ты не лучше остальных, Свен.

Свен Сундквист выжидал, набираясь сил и смелости, чтобы пройти через это.

– А еще она рассказала, как они сюда приехали. О путешествии на борту корабля. О том, кто их туда заманил. Я знаю, Эверт, я знаю, что ты знаешь кто.

Вода закипела. Эверт Гренс выключил конфорку, налил полную чашку и размешал в ней две ложки растворимого кофе.

– Ах вот как.

– А что, разве не так?

Гренс взял чашку и переместился на другую половину кухни, в столовую зону: шесть стульев у круглого стола. Его лицо было пунцовым, и Свен не мог решить отчего – от злости или от страха.

– Ты понимаешь, Эверт? Этого недостаточно! Рогипнола и водки недостаточно, чтобы отключиться! Так они нашли другой способ. Лидия Граяускас «отключала» тело. И тогда они входили не в нее, понимаешь?

Эверт Гренс детально изучил чашку и отпил уже половину, но так и не произнес ни слова.

– А Алена Слюсарева, та наоборот: чувствовала тело, которым они пользовались, но зато не видела их лиц. Они были для нее – никто.

Свен шагнул вперед, забрал у Эверта чашку и заставил его сесть:

– Но ты ведь знал это, Эверт? Был же их рассказ. На кассете.

Гренс посмотрел на свою чашку, на руку Свена и продолжал хранить молчание.

– Я изучил все материалы дела. Я видел, что что-то не сходится. У нее была с собой кассета. Там, в пакете. Потом я видел фотографии – эксперты сняли ее на полу в морге. Тогда я позвонил Нильсу Крантцу, а он сказал, что передал ее тебе.

Эверт Гренс протянул руку к чашке, Свен отдал ее ему, тот допил остатки и снова спросил Свена, не хочет ли он кофе. Тот снова отказался. Так они и стояли по обе стороны стойки с ножами, половниками и разделочными досками.

– Где здесь телевизор?

– Зачем тебе?

Свен вышел из кухни, дошел до входной двери. Забрал сумку, которую оставил рядом с ботинками, и вернулся обратно.

– Где телевизор у тебя, спрашиваю?

– Там.

Гренс указал на комнату напротив. Свен отправился туда, настояв, чтобы Эверт пошел с ним.

– Сейчас мы кое-что посмотрим.

– У меня нет видеомагнитофона.

– Я догадался. И захватил свой, портативный.

Он достал его и подсоединил к телевизору Эверта.

– Посмотрим-ка вот это. Вдвоем.

Они сели по краям дивана. Свен, держа пульт в руке, вставил кассету в гнездо, но тут же остановил.

Черный экран с белыми сполохами. «Война муравьев».

Свен посмотрел на Эверта:

– Эта кассета, как видишь, пустая.

Гренс не ответил.

– Ну конечно. Пустая с начала до конца. Потому что это не та кассета, что ты получил от Нильса Крантца. Верно?

Шум помех – такой противный звук. Просто вгрызается в мозг.

– Я знаю об этом, потому что Нильс Крантц подтвердил, что кассета, которую он дал тебе, старая, много раз использованная, пыльная и с отпечатками пальцев двух женщин.

И тут Эверт Гренс отвернулся, не решаясь взглянуть на своего подчиненного.

– Мне, Эверт, любопытно: что же там было, на той исчезнувшей пленке?

Он пультом выключил назойливый звук, идущий из телевизора.

– Ладно. Тогда давай так. Немного поточнее. Что было на той пленке, ради которой ты рискнул своей тридцатитрехлетней службой?

Свен Сундквист снова нагнулся к сумке и достал еще одну кассету. Потом вытащил из видеомагнитофона первую и заменил ее другой.

Две женщины. Изображение размыто. Камера дрожит, пока оператор настраивает объектив.

Женщины нервничают, ждут сигнала.

Одна из них, светловолосая, с испуганным взглядом, говорит первой. По два предложения. По-русски. Затем она поворачивается к темненькой, и та переводит на шведский.

Они серьезны, голоса их напряжены, они никогда не делали этого прежде.

Так они говорят в течение двадцати минут.

Рассказ о трех годах из их жизни.

Свен сидел выпрямившись. Он настойчиво смотрел на комиссара. Ждал реакции.

И она наступила. Не сразу, правда. Только когда обе женщины закончили говорить.

Он заплакал.

Он спрятал лицо в ладонях и наконец перестал сдерживать слезы, накопившиеся почти за тридцать лет, – слезы, которых он так боялся и которые не решался излить.

Свен не мог на него смотреть. Только не это. Омерзение, гнев и ярость охватили его. Он подошел к видеомагнитофону, вытащил кассету и положил на стол у дивана.