Онлайн книга «Возмездие Эдварда Финнигана»
|
Вернон осмотрел длинный ряд металлических клеток. Все, кто сидел здесь, знали свой приговор. И вели отсчет. Что им еще оставалось? Они ждали, просили то о помиловании, то о новом переносе даты, но никуда не выходили, сидели там, где сидели, и ждали — дни, месяцы, годы. Вернону пора было домой. Его дежурство закончилось четыре часа назад. В это время он уже обычно направлялся в «Софиос», где ел блинчики с черникой, а потом шел окольной дорогой по Мерн-Риф-драйв и, проходя мимо того дома, всякий раз заглядывал в их кухню, и ему становилось теплее, когда он мельком видел ее спину. Да пожалуй, к этому времени он бы уже добрался до своего дома на окраине городка, а возможно и спал, по крайней мере, уже бы лежал в кровати с непрочитанной утренней газетой на соседней подушке. Вернон Эриксен медлил сознательно. Скоро. Скоро он пойдет. Уорден, вызвав его в свой кабинет, застал Вернона врасплох. Они редко разговаривали, хотя хорошо знали друг друга, — пока все шло своим чередом, у них не было необходимости встречаться. Но уже по его звонку чувствовалось: что-то не так. Голос Уордена был напряженным, каким-то чересчур четким, словно он был встревожен и пытался скрыть это, стараясь, чтобы никто ничего не заподозрил. Уорден улыбнулся Эриксену и пригласил пройти в свой просторный начальнический кабинет — кожаный диван, стол для совещаний, большое окно, размером как два, с видом на главный тюремный вход, — предложил фрукты и мятное печенье и, отведя взгляд, словно для того, чтобы собраться с духом, спросил, как долго, собственно говоря, Вернон работает начальником охраны тюрьмы Маркусвилла, в Death Row исправительного учреждения Южного Огайо. — Двадцать два года, — ответил Вернон. — Двадцать два года, — повторил Уорден, — это изрядный срок. А ты их всех помнишь, Вернон? — Кого это «всех»? — Ну, тех, кто сидел здесь. В твоем отделении. — Да. Их я помню. Уорден постучал пальцами по листку бумаги, лежавшему перед ним на письменном столе. На листке было что-то написано. Именно из-за этого Вернона и позвали. Пальцы скользнули вдоль края листа, Вернон попытался разглядеть, что там написано, но буквы были слишком маленькими, чтобы прочитать их вверх ногами. — Их прошло тут больше сотни за твой срок, Вернон. Кого-то освободили, кого-то казнили, но большинство только ждало своей участи. Неужели ты помнишь их всех? — Да. — Почему? — Почему? — Мне любопытно. Эта бумага. Вернон наклонился вперед, ему хотелось прочесть, что в ней, но ничего не получилось, мешала рука Уордена. — Я помню их, потому что работаю здесь охранником. Моя задача — заботиться об этих людях и пытаться исправить их. Я заботился о них. Кроме них, у меня никого почти и не было. Уорден снова предложил ему фрукты, Вернон поблагодарил и отказался, но взял еще одно печенье и дал ему растаять во рту — после второго он начал понимать, к чему клонит начальник. Он не был к этому готов. Хотя и должен был бы. — Тогда ты, наверное, помнишь, — сказал Уорден, — заключенного, которого звали Джон Мейер Фрай? Возможно, Вернон тяжело вздохнул или заерзал на этом кожаном диване, трудно сказать наверняка, вопрос застал врасплох, Вернон выслушал его и, как мог, попытался отразить. В этот момент ему сложно было увидеть себя со стороны, все происходило у него внутри: в груди что-то сжалось и стало трудно дышать. — Конечно. Как сейчас. Я хорошо помню Джона Мейера Фрая. — Отлично. — И? — Сколько человек, Вернон, скончались здесь, не дождавшись казни? — Немного. Такое случалось. Но их было немного. — Джон Мейер Фрай. Когда он умер? Не помнишь ли ты каких-то особенных обстоятельств? — В каком смысле особенных? — В каком угодно. Вернон попытался использовать паузу, возникшую, пока он делал вид, что задумался, он попытался сосредоточиться, собраться с мыслями, найти тот ответ, который он заучил. — Нет. По-моему, не было там ничего особенного. — Не было? — Он был ведь молод, верно? Смерть молодого человека всегда кажется чем-то из ряда вон. А так — больше ничего. — Ничего? — Нет. — Ты понимаешь, Вернон, похоже, у нас тут возникла небольшая проблема. Час назад я разговаривал с одним человеком по имени Кевин Хаттон. Из ФБР в Цинциннати. У него есть несколько вопросов. — Да? — Он, например, спрашивал, кто признал Фрая мертвым. — Почему? — Он также интересовался, где находится протокол вскрытия тела Фрая. — Зачем ему? — Я сейчас объясню, Вернон. После того как мы вместе, ты и я, подумаем, кто мог признать его мертвым и где находится протокол вскрытия. Поскольку ФБР нигде не нашло этих бумаг. Возможно, Вернону Эриксену следовало бы взять еще одно печенье. И посмотреть некоторое время в большое окно. Но как только все прояснилось, когда Уорден объяснил причины интереса ФБР, он вежливо поблагодарил, попросил разрешения вернуться, если вспомнит что-нибудь, и медленно спустился по лестнице в Death Row. Ряд металлических решеток все еще был на месте. По крайней мере, он не выдал себя. От неработающего обогревателя тянуло холодом. Вернон снова сердито зыркнул на один из них и пнул его черным сапогом. Надо поскорее пойти домой, уже несколько часов, как его смена кончилась. Вот только пройдет по тому коридору мимо восьмой камеры. — А ты их всех помнишь, Вернон? — Кого это «всех»? — Ну, тех, кто сидел здесь. В твоем отделении. — Да. Их я помню. Он, как обычно, остановился перед решеткой, посмотрел на пустую койку. Но не улыбнулся, на этот раз — нет. А ночка, поди, выдастся долгой. Эверт Гренс понял это примерно на середине идиотского рапорта американского полицейского ассистента. Такое чувство появлялось у него несколько раз за год, когда занудные рутинные расследования превращались в нечто иное. Последний раз такое произошло прошлым летом, когда проститутка из Литвы взяла заложника и попыталась взорвать морг, и позапрошлым, когда один папаша взял исполнение закона в свои руки и застрелил убийцу дочери. И вот теперь снова — то же чувство. Поскольку в прошлом Шварца обнаруживалось немало странного, поначалу не замеченного комиссаром. |