Книга Возмездие Эдварда Финнигана, страница 40 – Андерс Рослунд, Берге Хелльстрем

Это был Бенджамен Кларк.

Он сообщил, что таких врачей нет. Лотара Гринвуда и Биргит Биркоф больше не существует.

Эверт Гренс и Ларс Огестам решили прервать неформальный допрос. Хелене Шварц позволили вдоволь поколотить мужа, тот стоял не шевелясь, и принимал ее отчаяние, и разделял его. Женщина кричала, они оба плакали. Свен предложил Эверту, Огестаму и Хермансон выйти на время в коридор и оставить их вдвоем на столько, на сколько потребуется.

Они прождали час, на Кунгсхольменской церкви пробило двенадцать, все проголодались и пошли на Хантверкаргатан в весьма дорогое место с пальмами в окнах. Они ели молча, но молчание не было гнетущем — скорее уместная пауза, когда по молчаливой договоренности каждый может подумать о своем. Когда они встали и собирались уходить, Свен Сундквист подошел к кассе и купил две порции «салата дня». Он попросил упаковать его в пластиковые коробки с пластиковыми ножами и вилками, чтобы можно было взять с собой: тем двоим, Джону и Хелене Шварц, тоже надо подкрепиться, чтобы восстановить силы.

Они застали их сидящими на полу в центре комнаты.

Джон обнимал птичье тельце Хелены — щека к щеке, руки сплетены.

Свен, входя, покосился на женщину: интересно, на самом деле она все поняла или была из тех, кто знал, как надо изображать прощение?

Вошел Ларс Огестам, наклонился, присел на корточки и объяснил этим двоим, что им надо перекусить, им это не повредит, и добавил, что Джон, когда закончит, сможет подняться в зарешеченную клетку на крыше тюрьмы, Огестам договорился, чтобы ему дали несколько минут подышать свежим январским воздухом.

Хелена Шварц сидела на стуле в тюремном коридоре и ждала, пока Джон в сопровождении охранника отправился наверх. Она попросила разрешения закурить, Эверт Гренс, стоявший ближе всех, пожал плечами, и Хелена истолковала это как согласие, пошарила в карманах куртки и достала ментоловые сигареты.

— Я пять лет не курила.

Она зажгла сигарету, затянулась торопливыми затяжками, словно спешила.

— Вы ему верите?

Она немного дрожала, когда говорила это.

Эверт неохотно ответил:

— Я ничему не верю. Я уже говорил.

— Он правду рассказал?

— Не знаю. Вы знаете его лучше, чем мы.

— Выходит, что нет.

Два охранника маячили в другом конце коридора, уборщик драил пол немного поодаль.

— Он сидел в тюрьме?

— Если верить американским властям, то да.

— Десять лет?

— Да.

— Приговоренный к смерти?

— Да.

Она заплакала, очень тихо.

— Значит, он убил человека.

— Этого мы не знаем.

— Но его осудили за убийство.

— Да. И, черт побери, он, видимо, виновен. Но в то же время то другое, что он рассказывал: имя, наказание, побег, — все совпадает. Поэтому, возможно, он и правду говорит, когда утверждает, что невиновен.

Он протянул Хелене носовой платок, который всегда носил в кармане брюк. Она взяла его, вытерла глаза, нос и снова посмотрела на него.

— Такое случается?

— Когда осуждают невинного?

— Да.

— Не так уж часто.

Когда Джон вернулся, у него были мокрые волосы, бледные щеки покраснели: на улице было холодно и шел снег, долбаная зима продолжалась.

Все ждали его возвращения.

Трое полицейских, прокурор, Хелена.

Все они смотрели на него, следили за каждым его шагом, пока он шел к стулу, ждали, когда он продолжит свой рассказ.

— Приятно, когда морозец. Мне даже нравится, когда ветер пробирает до костей, тогда можно прийти домой и согреться.

Он встретился с ней взглядом.

— Так было там, где я вырос, в Огайо.

Хермансон давно сидела молча. Она знала, что скоро наступит ее черед. И вот он настал.

— Джон, мы слушаем. И ваша жена, Хелена, тоже слушает.

Это она, Хермансон, несколько дней назад начала с ним разговор, и ей его заканчивать.

— Но мы, Джон, все думаем: чему нам верить? Говорит ли задержанный правду? И почему, почему в таком случае он делает это только сейчас?

Джон кивнул:

— Думайте что хотите. То, что я рассказываю сейчас, — это то, что я знаю.

Хермансон подождала, потом протянула вперед руку — продолжайте, пожалуйста.

На стене у него за спиной висели часы, они раздражали его — часы, он все еще ненавидит их.

— Я знаю, что был прямо бешеным… Неуправляемый, вспыльчивый, я кидался на всех и каждого. Два раза меня отправляли в исправительную школу, а я этого заслуживал каждый месяц.

Он повернулся к часам, этой красной пластмассовой штуковине.

— Можно мне их снять?

Хермансон проследила за его взглядом.

— Конечно. Снимите.

Джон поднялся, снял часы и крюк, на котором они висели, подошел к двери, открыл и поставил с другой стороны у порога, прислонив к стене, затем снова закрыл дверь.

— Я знаю, что, когда мне было шестнадцать, я встретил ту единственную женщину, которую я, кроме тебя, Хелена, на самом деле любил.

Он посмотрел на жену долгим взглядом, потом опустил его — на пол из пластика, какого-то зеленоватого цвета.

— Я знаю, что однажды вечером ее нашли мертвой на полу в спальне ее родителей. Финниганы. Так их звали. Я знаю, что в ее теле обнаружили мою сперму, мои отпечатки пальцев были по всему ее телу и во всем доме. Но мы, черт побери, встречались дольше года! Я знаю, что судебный процесс был сплошной неразберихой, журналисты и политики набились в зал заседаний: а она была несовершеннолетняя и красавица, она была дочерью человека, работавшего в штабе губернатора. Я знаю, им просто нужен был какой-нибудь мерзавец, чтобы его ненавидеть, — кто-то, кто должен был умереть, раз она умерла. Я знаю, что был приговорен к смерти. Я знаю, что мне было семнадцать лет и что я был безумно напуган, когда меня привели в камеру в Death Row в Маркусвилле. Я знаю, что сидел там и ждал смерти десять лет. И я знаю, что однажды вдруг проснулся в большом автомобиле, который мчался по шоссе между Колумбусом и Кливлендом.

Он положил руку себе на грудь.

— Это все. Все, что я знаю.

Хермансон поднялась, посмотрела на сидевших в комнате, а потом указала на дверь.

— Здесь очень душно. Хочет кто-нибудь что-то выпить? Я, по крайней мере, умираю от жажды. А вы, Джон, похоже, вам тоже не помешает выпить чего-нибудь.

Она вернулась с шестью чашками кофе, конечно, все разные — с молоком и без, с сахаром и с молоком, с сахаром и… она несла их заказы на крышке от бумаги для ксерокса, какое-то время все просто пили и ждали, когда Джон продолжит рассказ.