Онлайн книга «Месть в домино»
— Попробую я сам объяснить это недоразумение с ножом, — сказал Фридхолм. — По-моему, это очевидно, надо только принять точку зрения… — Вы, я вижу, приняли ее безоговорочно, — пробормотал Стадлер. — Не знаю, — задумчиво произнес Фридхолм. — Я говорил о делах, с которыми не справлялся. Вы тоже такие вспомнили — я уверен. Собственно, подобных дел большинство. За всю мою карьеру полицейского было всего-то… ну, каждый год, может, десять или пятнадцать дел, когда удавалось свести все концы, доказать каждый эпизод так, что адвокатам оставалось только молчать или сетовать на трудное детство преступника. — И что? — сказал Стадлер. — Это общемировая статистика: только треть преступников удается поймать и только в половине случаев от этой трети дело удается довести до суда. Не хватает сил, не хватает людей, бывает, что и мозгов не хватает, да, это тоже… И что? — Да вот… Если он прав, то так все и должно быть. Преступление совершается на одной ветви, а улики остаются на другой. — Чепуха, — отрезал Стадлер. — Так можно оправдать что угодно, и никто ни в чем не будет виноват. — Почему же? — запротестовал Фридхолм. — Надо просто разделять, когда… — Просто, коллега? — Не просто, конечно, это я так… Сложно, да. Очень сложно. А что остается? — Почему на ноже Бочкарева отпечатки пальцев Гастальдона? — Да потому, что они действительно были знакомы! Могли они познакомиться? В принципе? Могли, это очевидно. Значит, это произошло. Все, что может произойти в принципе, — происходит. Как с электроном. Только в другой ветви этого… как он назвал… Многомирия. Они познакомились — в театре, скорее всего. Бочкарев пришел к своей певице… Дальше можно только гадать. Наверно, Бочкарев привел Гастальдона к себе в кампус. Возможно, они повздорили, и Бочкарев схватился за нож, а Гастальдон перехватил рукоятку… Впрочем, я не верю, что могло быть именно так, не такой у этого физика характер. В нашей реальности. — Это точно, — хохотнул Стадлер, на мгновение остановившись и посмотрев через плечо Фридхолма на Бочкарева, который теперь раскачивался взад-вперед, а стул под ним скрипел, как сухая ветка, готовая сломаться. — Вряд ли мы когда-нибудь узнаем это в точности, — мягко сказал Фридхом. — Но я вот о чем думаю. Если он прав… Я имею в виду то, что он назвал склейками истории. Разные прошлые, которые сходятся в одном настоящем… Было у меня дело… Давно, в конце восьмидесятых. Я запутался тогда, улики показывали на трех разных людей, и у каждого был мотив. Алиби отсутствовало у всех, и все, конечно, отпирались. Я ничего не смог доказать. Не обвинять же каждого! Они не сговаривались, это точно, они и знакомы не были… В общем, я отступил, и начальство меня поняло. Теперь я думаю: наверно, каждый из них действительно был виновен, и убил — каждый, но в своей реальности… — Знаете, коллега, — Стадлер подошел к Фридхолму почти вплотную, — я почему-то всегда думал, что шведы… и вообще скандинавы — люди немногословные, суровые… — Конечно, — смутился Фридхолм. — Обычно я такой и есть. Просто это дело совсем выбило меня из колеи. Да и… Италии тут слишком много, вот что! Влияет, наверно, как вы думаете? — Почему бы нам не пойти поесть? — деловито предложил Стадлер. — Напротив, в отеле… Вы оставили вещи в номере? Там на пятом этаже отличный бар. Я угощаю. — А… — Что? Этот? Дайте пройти, коллега. Стадлер подошел к столу, постучал ящиками, чтобы обратить на себя внимание Бочкарева, и сказал, когда тот поднял взгляд и с недоумением посмотрел на старшего инспектора, будто увидел его впервые и не понял, чего этот человек от него хочет: — Вас подбросить до кампуса или доберетесь сами? Извиняться не буду, не дождетесь. Можете подать на меня жалобу, но не советую. Ну? Бочкарев встал, покачиваясь. — Телефон… — пробормотал он. — Получите у дежурного, и сумку вашу тоже. — Я… Вы… — Посмотрите на меня, — сказал Стадлер. — Оставьте при себе ваши теории. Или можете… — он оглянулся на внимательно слушавшего Фридхолма, хмыкнул и продолжил: — Да, там вас лучше поймут. Пока вы свободны. Повторяю: пока. — Я убил их обоих, — сказал Бочкарев, и голос его звучал твердо, правда, Фридхолм услышал в нем истерические нотки, а Стадлеру показалось, что физик просто плохо соображает, о чем говорит. — Я же признался! — И что мне делать с вашим признанием? — осведомился Стадлер. — Вы же хотели… Вы двое суток требовали… — Да, — мрачно сказал Стадлер. — Я двое суток требовал, чтобы вы объяснили мне, откуда на вашем ноже отпечатки пальцев Гастальдона. Тогда я связал бы это с убийством, получил мотив, но вы… — он опять покосился на стоявшего в дверях Фридхолма, — но вы мне ничего не объяснили, и, похоже, сами понимаете не больше меня, как это получилось. Вот коллега пытался объяснить вместо вас, только, по-моему, еще больше запутал. — Я убил, — упрямо повторил Бочкарев. — Поговорите об этом с майором, — посоветовал Стадлер. — Так вы можете идти? Только сначала протокол… Пойдемте со мной. Сейчас текст распечатают, и подпишете. Физик пошел. Он шел так, будто делал это впервые в жизни. Будто раньше только ползал и пытался встать, держась за стены, и вдруг его поставили посреди комнаты, сказали «иди»… как в детстве, когда ему было то ли десять, то ли одиннадцать месяцев, и он еще видел мир таким, как есть, а не таким, каким потом сделало мир его быстро обучавшееся сознание. Протокол оказался объемистым, девять страниц, Бочкарев не стал читать, подписался на каждом листе, бормоча про себя «я же говорил», «это я, Господи» и еще что-то, Фридхолм внимательно прислушивался и в глубине души боялся, что физику при виде отпечатанных бланков придет в голову потребовать чистый лист, на котором он собственноручно напишет признание в убийстве, и тогда Стадлеру ничего не останется, как начать все сначала — это будет бессмысленно и глупо, потому что ничего, кроме «это я, Господи», Бочкарев сказать не сможет, будет много и непонятно теоретизировать, может, обвинит себя во всех смертных грехах, эти ученые, если уж начинают копаться в своей совести, такое всякий раз вытряхивают, что… — Пойдемте, я отвезу вас, куда скажете, — предложил Фридхолм, когда протокол был подписан, документы и сумка получены, Бочкарев сжимал в руке мобильный телефон и хотел звонить, но что-то его удерживало, наверно, присутствие двух полицейских. — Действительно, подвезите его, коллега, — сказал Стадлер, — и возвращайтесь. Перекусим, и я вам кое-что покажу. У нас, как вы увидите, есть что посмотреть. И поучиться. Наверняка в Европе еще не применяют метод идентификации личности по молекулярным меткам. Мы получили эти приборы в январе, и должен сказать, они значительно облегчили нам… — Да-да, — сказал Фридхолм. — Простите, старший инспектор, я, пожалуй… Мне здесь больше нечего делать. Отвезу Бочкарева и поеду в аэропорт. Может, удастся вылететь домой сегодня. |