Книга Колдун из Темногорска, страница 47 – Роман Буревой

Алексей посмотрел на нею с удивлением. Он явно не понял намека, видимо решив, что фраза эта относится к Роману. Лена поднялась и шагнула к Стеновскому. Ее качало как пьяную. Это с двух рюмок-то!

– Ой, как я напилась! – хихикнула она и чуть не свалилась в объятия Алексея.

– Лешенька, можно я тебя поцелую? Просто так, по-дружески? – И она попыталась его обнять, но он отстранил ее почти брезгливо.

– Меня поцелуй, я разрешаю, – хмыкнул Дрозд и, несмотря на ее сопротивление, притянул ее к себе и поцеловал под смех присутствующих.

Стеновский демонстративно отвернулся. Лена с трудом высвободилась из объятий Дрозда и, отскочив в угол, вытерла ладонью губы и выкрикнула:

– Дурак ты, Лешка! Ты всегда был дураком! И остался дураком!

А колдун тем временем отправился к двери, ожидая подвоха. Но ничего страшного или загадочного не произошло. В квартиру, за версту источая запах дорогого одеколона, в сверкающей белой сорочке и черном смокинге вступил господин Майкл Шарп собственной персоной.

– Остряков, ну и ряшку же ты наел! – радостно воскликнул Кирша при виде старого приятеля. – Штрафную ему, штрафную!

– Я Майкл Шарп, прибыл к вам в Питер из ЮСА, – заговорил Остряков, старательно покрывая русские слова воском английского акцента.

– Да назовись хоть другом Биллом, – захохотал Кирша, – все равно я, Остряк, тебя под любой личиной узнаю. Помнишь, как мы с тебя ботинки и носки в туалете снимали?

– Да уж не забыл, – признался Остряк, и все захохотали.

Мистеру Шарпу налили штрафную, и он ее осушил до дна.

– Ну что, Саня, друг мой, – весело завопил Остряков, облапив Киршу за шею, – мы же с тобой всегда знали, что станем людьми уважаемыми в отличие от некоторых. А все почему? Да потому, что мы с тобой, Саня, люди умные.

– На что он намекает? – поинтересовался Дроздов.

– На то, чего у тебя никогда не было, Дрозд, – хохотнул Кирша.

– А ты свои шуточки брось! – Дрозд наклонился через стол. – Я одной левой мозги твои драгоценные по стене размажу.

– Даже если ты качался эти десять лет без передышки, это ничего не меняет, – хмыкнул Кирша.

– Ребятки, прекратите! – нахмурилась Кошкина. – Мы собрались здесь, чтобы посмотреть друг на друга, а не для того, чтобы сводить старые счеты.

– Ошибаешься, Оленька, – поправил ее Ник, то есть Николай Иванович Веселков. – Мы не болтать сюда пришли, не смотреть друг на друга, а дело делать.

– Какое еще, к черту, дело, – ненатурально рассмеялась Лена и, обернувшись, бросила выразительный взгляд на Романа. – Просто сидим, выпиваем и…

– Мы собрались здесь, чтобы беса истребить. И бес этот вот, перед нами! – И Веселков ткнул указующим перстом в Стеновского.

– Ну и как же ты меня истреблять собираешься? – поинтересовался Алексей.

– А в прямом смысле. Как и положено бесов истреблять – убивать и выжигать огнем! – Веселков неожиданно грохнул кулаком по столу так, что рюмки подпрыгнули все разом.

Девчонки-подруженьки взвизгнули. Кошкина бренькнула вилкой по бокалу.

– Мужики, что за разборки? Вроде и выпили чуть, а уже опьянели, – примиряюще пробасил Кирша, ложками черпая салат из хрустальной салатницы.

– Молчи, Санька, греховод поганый, не тебе слово верное молвить, – одернул его Николай.

– Вообще-то за убийство грешников тоже в тюрьму сажают, – напомнил, будто невзначай, Кирша и воткнул вилку в ломоть колбасы, давая понять, что шутка затянулась и пора бы вернуться к еде.

Лена решила подыграть Кирше и расхохоталась через силу.

– Коленька, ну зачем так шутить… – Она примиряюще положила ладонь на его руку.

“Сучка!” – хлестнула пощечиной подслушанная мысль.

Лена отшатнулась, и будь Веселков наблюдательней, он бы немедля распознал ее тайный дар. Но не до того ему было.

– Это не шутка, – сказал Веселков.

– Не шутка, – повторил Дрозд и поднялся. Что-то в его позе говорило, что происходящее – не пустая болтовня. Началось! Роман сделал вид, что хочет взять бутылку мартини. От Веселкова его отделяло всего три шага. Три шага, и он коснется Николая Ивановича и… Тут одна из подружек – разумеется, красавица – неожиданно вскочила и, обхватив колдуна за шею, игриво залопотала:

– Надоели их бесконечные разговоры. Потанцуем лучше. Ты танцуешь?

Пока Роман отдирал ее от себя, растеряв весь свой настрой и мысленно заставляя змеиную голову разящего удара замереть на полпути, Канарис опередил его и приставил к виску колдуна пистолет.

– Только дернись, и твои мозги будут соскребать со стенок! – прошипел он. Кажется, это было любимым выражением в их команде.

Будь в его руках нож, Роману ничего бы не стоило развеять металл прахом. Но пистолет… При одном прикосновении чуждого металла дрожь пробежала по телу колдуна, а в ногах появилась противная слабость. Это был его запрет, его табу, он не мог касаться огнестрельного оружия, оно могло убить его, не стреляя. Пока Канарис держал дуло пистолета прижатым к его виску, Роман был близок к обмороку. Лицо его побелело, будто свежевыпавший снег, а глаза помутнели. Со стороны любой бы непосвященный решил, что Роман просто-напросто перетрусил до смерти. Красавица завизжала и отскочила в угол, почему-то вообразив, что убивать собираются именно ее.

– Только не насилуйте меня, – запричитала она таким тоном, будто просила об обратном. – Умоляю, не насилуйте.

Алексей вскочил. Из всех присутствующих он один знал способности Романа. Надо было хоть на секунду заставить Канариса отвести пистолет в сторону. Но секунды этой у него не было. Дрозд был уже подле него.

– Не советую шевелиться! – хмыкнул бывший однокашник. – А не то наш Канарис разнесет твоему приятелю голову.

Сам он приставил пистолет к боку Стена, а второй рукой вцепился ему в волосы.

– Оленька, голубушка, – медвяным голосом обратился Веселков к Кошкиной. – Принеси-ка нам с кухни тазик с водою. Как только Стен умрет и ожерелье разомкнется, мы ожерелье тотчас в воду опустим, чтобы оно окончательно не умерло и нить не растеклась, а указала нам дороженьку потаенную к Беловодью. Наше, наше будет Беловодье, не ихнее. Отобьем светлый град у темной нечисти.

Кошкина послушно встала и засеменила на кухню.

“Откуда он знает? – изумился Стен. – Такое впечатление, что про Беловодье каждый вечер объявляют в новостях…”

– Господа, да что же это такое? – пробормотал Кирша, растерянно озираясь. – Ник, ты что, собираешься убивать Лешку при свидетелях?

– А ты собираешься помешать, Сашенька, друг мой? Заложишь меня? Так, что ли? – Голос Ника звучал необыкновенно вкрадчиво, и оттого сделалось по-настоящему страшно.