Книга Олимпиец, страница 76 – Роман Буревой

«Это всего лишь оживший портрет», – сказал он сам себе.

– Не расскажешь, как ты это сделал? – Говернон улыбнулся. Немного фальшиво. – Как догадался?

– Нет, не расскажу. Во всяком случае, пока.

– Чего ты хочешь? Что тебе нужно?

– Чтобы ты остановил вторжение колесничих на Лаций, – как ни старался Корвин, произнести эту фразу совершенно бесстрастно не получилось. Голос предательски дрогнул.

– Я не могу. Я не играю за Лаций.

Марк медленно приблизился:

– Я знаю, что ты – не мой отец. Просто кто-то очень похожий. Возможно, неотличимый. Во всяком случае, таким мне возвращает тебя память предков.

Человек у окна поморщился и покачал головой:

– Марк, давай уточним. Я в самом деле не твой отец. Даже не полная копия. Я просто похож.

– Ты – клон… – В голосе Марка не прозвучало вопроса.

В жизни он никогда не видел отца, но память предков сохранила его образ именно таким – образ молодого, уверенного в себе человека. В генетической памяти отец остался отражением в зеркале – и потому отца Марк считал как бы частью себя. Больше чем любой другой патриций. Ибо другие видели своих отцов состарившимися и живыми, а для Марка другого изображения попросту не сохранилось. И вдруг отражение в зеркале ожило.

– Я – его клон, в генокод которого вживлен ген бессмертия, – пояснил олимпиец. – Его память переписана в мой мозг. Видишь, как все просто.

– А он? Мой отец? Он где? – Во рту так пересохло, что Марк с трудом смог выдавить эти вопросы, хотя с того момента, как услышал возглас Генриха, готовился его задать.

– Он умер. Ты же знаешь, на Олимпе можно находиться только четыре дня.

– То есть он не погиб тогда в портале? Вы убили его?

Марк не помнил, как опустился в кресло. Был какой-то провал – перед глазами все поплыло. А потом он обнаружил, что сидит в кресле и тупо смотрит прямо перед собой.

– Вы его убили, – повторил он.

– Когда его нашли, он был так искалечен, что жизнь в его теле поддерживали приборы. Мы попросту не могли никуда его переправить с Олимпа. Не успевали. Мы не убиваем никого, Марк. Если человек может жить дальше, мы его отпускаем. Как отпустили Роберта Дэвиса с Неронии. Его бессмертный клон живет на Олимпе, а Роберт – по-прежнему на Неронии.

– Нет, – глухо выдохнул Марк.

– Что – нет?

– Роберт уже не живет. Роберт Дэвис убит тайным агентом недружественной державы.

– Это не олимпийцы, – заявил Говернон. – Мы выше этого.

– Скажи, Лаций для тебя хоть что-то значит?

– Я помню о нем, – отозвался бессмертный клон.

– Тогда попробуй спасти нашу планету.

– Каким образом?

Опять Марка поразила бесстрастность собеседника.

– Не знаю. Ты же – бессмертный. И почти всемогущий. Как бог. Вы играете чужими жизнями. Например, ты можешь пригрозить превратить – а в пустыню, а можешь пригрозить уничтожить Колесницу. Одно твое слово заставит трепетать всю планету.

– Мы не занимаемся подобными вещами. То, что сделал Артур, – преступление. И его приговорили к смерти.

– Этого никто не знает.

– Таковы условия игры: никто не пользуется Хронобомбами и «Пылью веков».

– Тогда почему катер, начиненный этой мерзостью, оказался на орбите нашей планеты?!

– Его туда притащили колесничие. Шустрые ребята. Думаю, они выиграют игру. А вместе с ними те, кто за них играет.

– А колесничие не подумали, что, взорвав бомбу с «Пылью веков» на орбите, они заразят этой дрянью свой флот?

– У них есть нейтрализаторы. Вы тоже можете их применить, спасая корабли и планету. Но только не станцию. Станция будет уничтожена практически мгновенно. Как Второй поселок на Крайней Фуле.

– Вы должны заставить колесничих отступить.

– Не слишком ли о многом ты просишь?

– Я – сын того, чей облик ты позаимствовал. Думаю, для тебя это ничего не значит. Но еще думаю, что ты захочешь сохранить некоторые тайны олимпийцев.

– Это не так уж и трудно, – заметил Говернон. – Стоит задержать тебя здесь чуть дольше четырех дней, и все произойдет само собой.

– Не совсем так. Информация хранится в Галанете на закрытом портале. В случае моей смерти она будет разослана по всем мирам. Уцелеет Лаций или нет – мне неведомо. Но Китеж и Нерония наверняка заинтересуются моим сообщением. Или ты думал, я взойду на Олимп, не прихватив страховочную систему?

– Ты говоришь о благородстве, о чувствах и начинаешь примитивный шантаж, – заметил арбитр игр.

– Это не шантаж, это предупреждение. И прошу я всего лишь о том, чтобы вы убрали за собой свой же собственный мусор. Пусть вам и скучно заниматься подобными мелочами.

– Разве ты сам не нашел метлу?

«К счастью, это не мой отец», – подумал Марк.

– Вам наскучило похищать корабли и устраивать сражения из дубликатов. И вы решили сыграть живыми людьми. Заставить целые системы сражаться друг с другом. Кто играет за Колесницу? – Марка вдруг охватило бешенство. Он уже не замечал, что повысил голос, что последнюю фразу выкрикнул в лицо бессмертному.

– Успокойся! Даже если ты доберешься до игрока, это никак не поможет твоей планете, – пожал плечами Говернон.

– А кто играет за Лаций? Ты?

– Я же сказал, что нет.

– Так вы все здесь клоны? – Марк постарался, чтобы его голос звучал так же равнодушно, как и голос Говернона.

– Наши тела клонированы и модернизированы. Поэтому мы бессмертны. Некоторые живут уже тысячи лет, другие молоды, как я. Обычное тело невозможно обессмертить. Бессмертным можно только родиться.

– Вы клоны…

Говернон отрицательно покачал головой:

– Мы создаем новых олимпийцев иначе. В конечном итоге технология появления на свет имеет значение только для патрициев Лация, не так ли? Среди вас давным-давно живут клоны, и вы относитесь к этому как к само собой разумеющемуся.

«Высшие материи сейчас не имеют значения, – вдруг прозвучал голос предков. – Ты решаешь практическую задачу – как спасти родную планету. Только и всего. Не имеет значения, кто победит в споре».

– Мне нужно встретиться с тем, кто играет за Колесницу. Или с тем, кто отвечает за Лаций. Ты можешь мне в этом помочь?

– Зачем мне тебе помогать?

– Возможно, это развеет твою скуку на несколько часов. Или даже дней. Есть шанс, что ты придумаешь новую игру… Твоими действиями как арбитра игр недовольны.

Говернон помолчал.

– Моя скука не так ужасна. Пока. А вот те, кто прожил три сотни лет, – о да, они невероятно страдают. – Он снова помолчал. – Хорошо, идем, я познакомлю тебя с тем, кто играет за Лаций.